Оружия у незнакомца нет. Впрочем, такому оно и ни к чему. Не сомневаюсь: понадобится – сотрет в порошок голыми руками! Вот этой вот самой железной рукой. Схватит и скомкает, как лист бумаги. И тем не менее, опасности пока не ощущаю, даже пресловутая «аура» силы скорее иллюзорна, чем реальна. Рэдклиф неимоверно могуч и серьезен, но убивать меня прямо сейчас, видимо, не намерен.
– Знаю, о чем ты думал, – размеренно произносит Коулман, указывая на трубу, – Грозная река, пойманная в оковы. Дикий поток скручен и спеленут. Необузданная мощь наконец осознала собственные границы. Человек победил. Или не совсем человек?
Людская половина лица чуть дергается; с ужасом понимаю, что это – атавизм усмешки. Выглядит до боли жутко и непривычно.
– Мне тоже нравится это место, Тей, – продолжает киборг, – Однако, наша встреча здесь совсем не случайна. Я искал тебя.
– Зачем? – лихорадочно соображаю, перебирая варианты.
– Прослышал о… гибели твоей подруги. Мари Дин, кажется? Прими искренние соболезнования. Хочу уверить тебя, что я в данном случае совершенно ни при чем.
Удивленно раскрываю рот. Сочувствие киборга настолько же приятно, как удар лбом о стальной столб. Ну а остальное сказанное и вовсе выглядит невероятным…
– Ты мне не веришь?
Не тороплюсь отвечать. Формулирую речь наиболее обтекаемым образом.
– Я вижу десяток причин, чтобы убить Мари. И не вижу ни одной для того, чтобы сейчас оправдываться.
Рэдклиф не удивлен и не обеспокоен. Или, во всяком случае, не показывает эмоций. Остались ли вообще эмоции у этого получеловека? Повернувшись в анфас, киборг делает слабый жест еще живой рукой.
– Ты! – произносит он железобетонным голосом, – Вот причина. Ты меня изрядно заинтересовал!
– Как и всех прочих, – усмехаюсь под нос, – Только вот не я лично, а моя матрица.
– Пусть так, хоть ты и недооцениваешь собственные возможности. Дикий и необученный, ты играючи раскидал верзил Кирка. На равных противостоял целой банде. Чуть не поверг самого Гаусса. Что же будет, Тей, если ты пройдешь хорошую школу?
– А еще лучше – когда вернется память!
– Вот. Именно.
Последние два слова киборг выплевывает отдельно друг от друга, акцентируя на них внимание. Не могу не признать, что его речи странным образом находят определенный отклик в душе, хотя никакого внешнего воздействия не ощущаю. Скорее, подкупает безэмоциональная искренность, с которой говорит Коулман. Словно ему совершенно нечего скрывать.
– Вы что, меня вербуете? – иначе я никак не могу объяснить канву разговора.
– Почему бы и нет? – интересуется Рэдклиф, – Видишь ли… Кирк казался довольно перспективным учеником, пока наружу не выплыла некоторая его узколобость. Он слишком верит в физическую мощь, слишком ценит собственное тело. И, в то же время, недооценивает силу разума. В этом есть преимущество, до определенной поры; однако дальше подобная парадигма превратится в ужасный недостаток. Думаю, ты пойдешь гораздо дальше! Со временем, конечно…
– А я думаю, что мне не по пути с бандитами!
Горланю последнюю фразу, не успев удержать язык за зубами. Напрягаюсь, готовый к вспышке ярости от собеседника. Вместо этого Коулман издает какие-то булькающие звуки, напоминающие гулкое эхо от капели в объемистой стальной бочке. Лишь спустя несколько секунд понимаю, что киборг так смеется.
– Система. Сопротивление. Банды. Все это лишь слова, – на удивление бесстрастным, не вяжущимся с показным весельем голосом произносит Рэдклиф, – А на деле – одно и то же. Отбрось пропагандистскую шелуху, освободи разум от налета эмоций. И тогда ясно увидишь одну очень простую истину: все, абсолютно все стремятся к бо
льшему величию! И я, и ты, и Виктор Семенович. И твой хваленый приятель Нэш – тоже! Уж поверь более опытному товарищу…С трудом удается скрыть удивление. Этот киборг совсем не прост! Вернее, это-то я понимал сразу, но все же явно недооценил возможности и знания собеседника. А он, по всей видимости, осведомлен об очень многих вещах! Раз уж даже упомянул главу Комитета…
– Есть три пути эволюции, – продолжает вещать Коулман, – Штатный: долгий и нудный. Им следует тупоголовое большинство. Терпеливое, послушное и, чего греха таить – не слишком-то талантливое – стадо посредственностей. Медленно, постепенно, шаг за шагом, год за годом, век за веком… Отвратительно однообразный и безрадостный путь на вершину. Впрочем, не стану отрицать, спустя столетия мучений он приносит определенные плоды. Виктор Семенович тому живое подтверждение.
Слушаю Рэдклифа, затаив дыхание; таких интересных фактов, боюсь, мне больше ни от кого не узнать. А он рассказывает, застыв абсолютно неподвижно, как статуя. Даже глазом не моргнет, с ноги на ногу не преступит. Жуткая и обескураживающая манера.