Замолкаю, опасаясь вызвать новую вспышку гнева. По-моему, такой расклад все равно куда лучше, чем окончательная смерть. Даже если Мари появится где-то далеко-далеко, и мы с ней никогда больше не увидимся, я все же буду знать, что она жива и, быть может, счастлива. Да и к тому же – тридцать процентов это довольно много! Треть за удачный исход – есть на что надеяться!
– Думаешь, дело рук Кирка? – напряженно спрашивает Моро, бредущий чуть позади, – Месть за проваленную кражу?
Нэш качает безвольной головой, взгляд парня наполняется жгучей ненавистью.
– Месть… – бормочет он, – Только замешан тут не тупой качок Гаусс… Рэдклиф Коулман – вот кому мы перебежали дорогу…
Остановившись, лидер Сопротивления задирает лицо вверх, к потерянным серым небесам.
– Боюсь, спокойное время кончилось, парни, – замогильным тоном произносит он, – На пороге война…
Глава №16
Базу Сопротивления охватило всеобщее уныние. Все разбрелись кто куда, переживая обрушившееся на голову горе каждый по-своему. В воздухе царила нагнетенная атмосфера какой-то упаднической обреченности. Она давила на мозг, давила на сознание, заставляла подчиниться негативным мыслям. Думается, тут не обошлось без подспудного участия Августа – аура отчаяния, исходящая от парня, ощущалась даже сквозь стены.
Сразу же по возвращении в убежище, Нэш скрылся у себя в кабинете. Что он там делал – не знаю, ибо никто не рискнул приближаться к закрытым дверям. Порой казалось, что я слышу какие-то странноватые шорохи или голоса, долетающие как будто из другого мира; но они звучат настолько зыбко, тонко и прозрачно, что не поручусь – реальны ли эти сигналы, или то лишь плод раззадоренной фантазии.
По коридорам базы плывет настоящий полог тьмы; горестная дымка, сотканная из печали и безнадежности. В собственной комнате находиться невозможно; одиночество и бездействие давит, будто многотонный пресс. Усталый мозг, утомленный непреходящим давлением, рождает безумные образы: Мари и Нэш, Мари и Кирк, Мари и я…
В конце концов выбираюсь в гостиную. Там тихо переговариваются Франко и Голиаф, распивая содержимое объемистой полупрозрачной бутыли. Принюхиваюсь – так и есть, содержимое явно алкогольное. Странно и очень не похоже на Моро, и тем более – на Кокса. Он же просто помешан на собственной эволюции, а тут – на
тебе, занялся саморазрушением…– Будешь? – Франко вопросительно кивает на пустой бокал.
Качаю головой, парень понимающе отворачивается. Не думаю, что он осознал правильно: дело-то вовсе не в Индексе. Плевать мне на то, что алкоголь приравнен к социально-деструктивным действиям. Просто именно сейчас, почему-то, есть ощущение, что не поможет. А скорее всего, даже будет хуже.
Залпом допив немаленькую порцию, Моро выходит из-за стола.
– Пойду, пожалуй, сломаю пару манекенов, – он мрачно потягивается, – Авось полегчает…
Долговязый шагает к спортзалу; а я ощущаю укол мимолетной зависти. Франко ведь действительно нашел отдушину: спорт и боевые искусства дают ему смысл существования. Вот сейчас он побьет по груше, раздробит в пыль десяток кирпичей, сделает подход тяжелых приседаний… Рано или поздно измученное тело попросит о пощаде. А вместе с телом успокоится и разум. Самые острые, самые мучительные эмоции уйдут, перегорят в котле двигательной активности. И уже завтра он будет в норме. Ну, почти…
– Странная это вещь – смерть! – пафосным тоном произносит Франко, – Сколько я их видел – множество! Да и сам… пережил с десяток. Однако, привыкнуть в смерти, кажется, невозможно.
Смотрю на мужчину и только сейчас замечаю, что он, пожалуй, основательно пьян. Тем нелепее тот факт, что Кокс, наконец, начал изъясняться более удобоваримым языком, оставив стиль эзоповых иносказаний для трезвой головы.
– Но еще более загадочная штука – цифровое бессмертие! – Голиаф кивает сам себе с довольным видом.
– Что ты имеешь ввиду? – поощряю собеседника продолжать мысль.
– Мы все умрем! Рано или поздно, – мужчина смотрит на меня в поисках возражений, – И переродимся! Но вот вопрос: где хранится мое «я» в момент между гибелью и воскрешением?
– Известно, где: на серверах ИскИна!
– Так, да не так! – Кокс довольно лыбится, – Разве набор скопированных нейронов тождественен личности? Вот скажи: ты – это ты?
– Я – это я! – подтверждаю, хоть и не совсем понимаю, что Голиаф имеет ввиду.
– Но ведь память-то тю-тю! Заблокирована. А раз нет воспоминаний, как ты можешь быть уверен в собственной идентичности?
– Мы – то, что мы помним, – убежденно повторяю где-то услышанную фразу, – Сейчас я – Тей Козловский. Когда верну старую память, стану прежней личностью. А вернее – кем-то третьим, другим. Два индивида сольются в некий симбиоз.
– Точно! Ближе к правде, хоть все еще далеко от истины…
Голиаф терпеливо пережидает приступ икоты и продолжает развивать идею.
– Память, говоришь… Но и память – далеко не все! Вот тебе пример: ты умираешь, перерождаешься. Новый человек – это все еще ты?
– Конечно!