«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья

Если мы проведём линию от церкви на восток, то это и будет та часть Течи, которую в данном случае мы описали.

Лучшие строения Течи расположены были по главной улице, где находились дома протоиерея, Новикова, Пеутиных, Миронова (см. очерки). В прежнее время на этой улице против «крестика» была расположена старая волость: деревянное здание с кирпичным фундаментом.[60] Одна часть этого фундамента приспособлена была под каталажку с небольшими окошками. Дальше на этой улице была расположена школа: кирпичное здание. В настоящее время в этом здании молочный завод.[61] Против школы был дом стражника – Алексея Яковлевича Лебедева.[62] Его обязанностью было конвоировать уголовных преступников. Он был в распоряжении станового пристава. Любопытно отметить, что два сына его были первыми проводниками Октябрьской революции в Тече и один был председателем сельсовета. Наискосок от школы находилась земская квартира для проезжих: в ней останавливался, например, инспектор народных училищ, когда приезжал на экзамены в школу. Квартира эта арендовалась земством, а хозяин дома – Григорий Александрович Лебедев – был портным. На главной же улице у поворота к спуску на мостик была избушка Н. Ф. Лебедева, сапожника, торговавшего также пивом. У поворота в Баклановский бор стоял новый дом одного теченского мужичка из бедных, который построил его, возвратясь с русско-японской войны. Дом этот называли домом скоробогатика. Последний дом по главной улице принадлежал Ивану Сергеевичу Модину, который после ликвидации земской «ямщины» Кокшаровых был земским ямщиком.

На второй улице находилась старая школа. На Зелёной улице жили известные пимокаты, выходцы из «Рассеи», Карповы, специалист по забою скота – Пётр Ефремович, коптельщица Парасковья[63] и парикмахер и часовой мастер Павел Иванович [Синицын].[64] На этой же улице жили богатеи Сухановы, глава семьи которых – Александр Степанович – славился искусством церковного пения.[65]

В Тече было около двухсот дворов с населением больше тысячи.[66] Преобладали в составе населения, конечно, землеробы. Преобладающими же среди них были середняки. Последними считались люди, имеющие 3–4 лошади, 2–3 коровы, до 15-ти овец. Обрабатывали они 8–10–15 десятин земли, включая и пары. Так называемых кулацких семей было немного.

В Тече было мало кирпичных домов, так как не было организовано производство кирпичей. Начинал этим делом заниматься Александр Матвеевич, но не смог это дело наладить: кирпич у него получался не крепкий, быстро рассыпался … и он прогорел. Не было в Тече саманных домов[67], а были только деревянные. Теча всё больше и больше освобождалась от дерновых крыш на домах и «службах» и переходила или на тёсовую или железную кровлю. Появилось значительное количество, так называемых, крестовых домов под железной крышей, но преобладающим видом оставались дома с горницей и кухней. Необходимой принадлежностью домов считались следующие «службы»: амбар, погреб, конюшня, сарай; для овец копали в земле под сараем стайки. У многих были в огородах, а иногда и во дворах – «белые» бани, но были и «чёрные», дымные: первые были на поверхности земли, а вторые – в земле с одним оконцем.

Проживающие на Горушках, в Нижнем конце, по главной улице и параллельной ей улице пользовались водой из реки, а более отдалённые улицы имели и теперь имеют колодцы. Река была мелкая, и рыбы в ней было мало. Отдельные рыбаки занимались своим ремеслом на озёрах.

ГАПК. Ф. р-923. Оп. 1. Д. 711. Л. 31 об.-37.

Наше гумно

[1965 г. ]

Гумна в Тече были расположены за восточной окраиной села по дорогам: Беликульской, Теренкульской, Шарковской и Соляной. В большинстве случаев они имели мелкий березняк, а вблизи их были свалки назёма. Наше гумно было по Шарковской дороге и расположено было по склону невысокого холма. На большей части его росли мелкие берёзки. Открытая площадка была по середине гумна. Овин стоял на возвышенной части его, а около него тог, на котором молотили. На нём летом прорастала мелкая трава, которую осенью счищали.

С гумном у меня связано много детских и юношеских воспоминаний. Я помню то время, когда обмолот производили цепами, а снопы сушили в овине. Помню, как в полночь к нам приходил один старичок с Горушек и направлялся топить овин. Нам – мне и брату Ивану – разрешали уходить с ним в овин. Мы брали с собой картошку, чтобы выпекать печёнки. Вход под овин, где производилась топка, назывался лазеей. В овине пол был глиняный, а перед ним, на высоте, примерно, аршина, был настил из жердей, на который и складывались снопы до верха овина. Небольшое окно овина закрывалось наглухо. Овин отоплялся сухим хворостом, который складывали в форму костра. В золе от сгоревших сучков хвороста мы и пекли печёнки. Вся отопительная «система» представляла из себя клетку под полом овина, в которой и разводился костёр. Дым выходил в боковое отверстие. Старик занимал нас разными рассказами, а мы, пригревшись и закусив печёнками, иногда погружались в безмятежный сон.