Дизелятник

В Тверь я приехал затемно. В предписании стоял только номер части, и где ее искать, я не имел ни малейшего представления. Уточнил, где находится комендатура, сел на маршрутку и поехал туда.

В комендатуре удивились, что я приехал один, добровольно, и никакой офицер меня за ручку не вел. Здесь так было не принято. Здесь- “куда солдата ни целуй, везде жопа”. Никакими дезертирами мы не были

– возможностей сбежать у каждого было хоть отбавляй. Мы хотели только одного – дослужить свой срок и поставить точку на этой маете.

И дослужить по возможности достойно, как люди, а не как мясо.

Неужели это преступное желание?

Мне показали трамвайную остановку: “до конечной”, и я поехал. Ехать в армию на трамвае было непривычно и радостно. Не надо меня тащить в наручниках. Я не чмо. Я сам еду. Видите, вы, – сам!

В штабе части, куда я пришел доложиться о дальнейшем прохождении службы, тоже удивились, что я сам по себе, без сопровождающего. Меня определили в зенитный дивизион, батарею управления.

Там я и дослуживал. В Твери. В сто шестьдесят шестой бригаде. Из

“чеченцев” в ней к тому моменту не осталось уже никого. О том, что они “бешеные псы”, в бригаде даже и не подозревали.

От Чечни кроме смертного медальона у меня не осталось ничего. Ни кавказского креста, ни записи в военнике, ни личного дела.

Подтвердить это все было некому, незачем, да и негде. Роты не существовало.

Уже весной, через три или четыре месяца, зампотех, увидев в бане у меня на шее смертник, спросил, почему я до сих пор не уволен, – за

Чечню срок службы скашивали до полутора лет. Я сказал, что я после дизелятника. “А-а-а…” – протянул он. Документов нет? Нет. Ну, что ж делать, сынок, служи.

Он потом ходил в штаб, узнавал насчет меня. Хороший был мужик. Но помочь и вправду ничем не мог. Сведения отсутствуют.