Дхарма в аду

Совсем недавно, на ежегодном симпозиуме Американской психиатрической ассоциации, который был посвящён проблемам исправительной системы, я представил модель реабилитации, которую назвал «Расширение возможностей». Эта модель основывается на вере в то, что главной чертой человека является добродетель, а не неизбежность первородного греха. Она уделяет основное внимание силе человека, а не его слабости. Уникальным и наиболее важным аспектом этой модели является служение, которое иногда называют «социально ориентированная духовность». Служение предоставляет заключённым возможность выйти за пределы их собственных забот, приносить пользу и принимать участие в жизни других людей. Это служение, в свою очередь, привносит что-то новое и в их жизнь, трансформирует её. Социально направленная духовность включает в себя помощь другим, которая осуществляется в рамках собственного духовного развития. При таком подходе служение действительно идёт на пользу тем, кому мы помогаем.

Все мы видим, что окружающий мир наполнен страданием, и у всех у нас есть желание что-то сделать, чтобы это изменить. Бывает так, что когда мы видим страдание и несправедливость, то нас начинает переполнять гнев. Я провёл много лет в тюрьме, и она стала частью моей жизни. Поэтому когда я вижу то, что происходит в тюрьмах, я начинаю злиться. Что же нам делать с тем гневом, который возникает, когда мы видим, как люди страдают?

Многие становятся активистами социальных движений именно потому, что их переполняет гнев и недовольство системой, и это вполне естественно. Возможно, без гнева и негодования у нас вообще не возникало бы устремления что-либо делать. Таким образом, гнев может подтолкнуть нас к позитивным действиям, направленным на устранение страдания. В то же время, причиной этого гнева может быть не реакция на страдание других людей, а какой-то импульс внутри нас самих. Гнев может возникать из подавленной, неосознанной ярости, связанной с каким-то событием из нашего прошлого. Возможно, у нас был некий опыт, вызвавший сильный гнев и возмущение, которые остались неосознанными, и потому у нас не было шанса их как-либо выразить, поделиться своими переживаниями с другими или даже просто признать сам факт их существования.

Таким образом, социальная несправедливость или страдание других людей могут дать импульс для высвобождения этих подавленных эмоций и направить их в определённое русло: «Это ужасно, гадко и несправедливо!». В результате может получиться так, что наши подавленные гнев и возмущение, наконец, найдут свой выход, но будут направленны на то, что практически никак не связано с нашей личной болью. Если мы проанализируем свой ум с помощью практики осознанности – такой как медитация – тогда мы, возможно, определим, вызвана ли наша реакция какими-то внутренними, сугубо личными проблемами. Ведь если мы действуем под влиянием нашего собственного подавленного гнева, как мы сможем помочь другим? Что мы разделим с ними? Ради кого мы это делаем?

В тюрьме в качестве добровольцев работает множество представителей различных духовных общин. Но если в тюрьму приходят люди, которых раздражает то, как в тюрьме всё устроено, то что они могут дать заключённым? Смогут ли они способствовать духовной практике заключённых, давая волю своим бессознательным эмоциональным проявлениям? Если мы решили, что необходимо что-то предпринять по поводу несправедливости и страдания других людей, то очень полезно сделать паузу и внимательно проанализировать свои намерения. Хотя нам и не следует впадать в экзистенциальные сомнения, лишающие нас возможности оказать хоть какую-то помощь, тем не менее готовность проанализировать себя и свои реальные намерения нам не помешает.

Вдобавок к подавленному гневу у нас также могут оказаться нереализованные потребности, которые мы можем привнести на путь служения. Возможно, нам не хватает поддержки, любви и заботы, и тогда мы совершенно естественно – осознанно или неосознанно – будем пытаться их получить. В этом нет ничего противоестественного, проблемы начинаются, когда мы не осознаём этого стремления. Я не имею ввиду, что нам необходимо поставить себе абсурдно высокую планку – мы просто должны анализировать свои намерения.

Когда мы кому-то помогаем, то естественным образом возникает двойственность – «помощник» и «нуждающийся в помощи» – которая мешает истинной, неподдельной связи. Поэтому в социально направленной духовности, о которой я говорю, принят недвойственный подход к служению.

Что означает действовать с позиции недвойственности? Если бы мы не были успешнее, чем тот, кто страдает, находится в уязвимой позиции или лишён свободы воли, если бы мы не считали, что находимся в более выгодной ситуации, стали бы мы пытаться ему помочь? Кажется, эта двойственность неизбежна. Сможем ли мы преодолеть подобный дуализм и просто разделить с другими их страдание, предложить им осознанное присутствие и открытое сердце в качестве поддержки, не опираясь на идеи «Я тут добрыми делами занимаюсь, между прочим!» или «Ах, бедняжка, я сейчас тебе помогу!»?