Длань Господня (СИ)

Может, нога, шея и все остальное его и мучило, но глаза бывшего арбалетчика были все еще остры.

— Максимилиан, останетесь при знамени, Клаузевиц и Увалень едете со мной. Брюнхвальд, вы за старшего.

Волков тронул коня и тот, умный, осторожно стал спускаться с холма, передними ногами тормозя и оставляя в скользкой глине борозды от копыт.

За ним так же осторожно стали спускаться Клаузевиц и Гроссшвюлле. Они ехали навстречу капитану. Тот остановился на краю дороги и у длинной лужи стал ждать их.

— Какая встреча, — Волков снял из вежливости шлем, но так как капитан был в шляпе, подшлемник снимать не стал, — я вас видел, кажется, на смотре у графа, вы были в свите маршала?

— Да-да, — отвечал ему гауптман, отвечал не очень вежливо, словно хотел закончить этот пустой разговор побыстрее, — а еще на балу у графа. Меня зовут Фильшнер, я капитан Его Высочества герцога Ребенрее, да продлит Господь его дни.

— Воистину! — со всей возможной любезностью отвечал кавалер. — А меня Фолькоф. Это мои владения, добрый капитан… Фильшнер.

— Я знаю, что это ваши владения… — сказал капитан. — И мне кажется, вы знаете, зачем я здесь.

— Может, и знаю, какая разница, раз уж вы пришли, то я приглашаю вас быть моим гостем, — Волков поклонился капитану, насколько это позволял сделать доспех.

— Гостем? — чуть ли не с удивлением переспросил Фильшнер.

— Гостем, — подтвердил Волков.

— Это так вы встречаете гостей, Эшбахт? — капитан указал на стройные ряды солдат кавалера. — Четырьмя сотнями людей при добром железе?

— Вообще-то пятью сотнями, одной сотни вы не видите, — соврал кавалер, — а гостей я встречаю так, как они заслуживают. Недавно тут были одни гости… Из-за реки приплывали, не очень-то желанны были… Так их капитан, кажется, в реке потонул, говорят, так и не нашли беднягу.

Увалень, дурак, не сдержал смеха, едва не засмеялся в голос, слава Богу, хоть фон Клаузевиц ограничился сдержанной улыбкой.

— Никак вы осмелитесь поднять оружие на посланника сеньора своего? — насупился капитан. Ему очень не нравился этот разговор. Он недобрым взглядом смотрел на молодых людей, что сопровождали кавалера и позволяли себе ухмылочки при серьезном деле. И он продолжил: — Неужто дерзнете?

— Никогда не осмелюсь, если посланник этот ко мне в гости пойдет.

— Я не в гости к вам иду, у меня есть приказ арестовать вас и доставить в Вильбург, на суд Его Высочества. И вы, как его верный вассал, должны повиноваться его воле. Значит, и мне, как носителю его воли.

— Я, как его вассал готов повиноваться, но вот в чем препятствие, мои офицеры ему вовсе не вассалы, они злы и своенравны, не хотят, что бы меня куда-то увозили, когда я воюю с горными безбожниками, — вежливо улыбаясь, объяснял Волков.

— Значит, ваши офицеры не дозволят? — недружелюбно спросил капитан.

Волков тронул коня и знаком попросил Фильшнера отъехать. Тот подумал немного и согласился.

Они отъехали и сблизились, чтобы никто их не мог ни слышать, ни видеть из-за кустов.

— Хватит, Фильшнер, — теперь Волков говорил с капитаном без всякого лукавства и глупой деликатности, — вам меня не взять, а попробуете, так… — он сжал свою великолепную перчатку из отличного железа и показал кулак капитану, — раздавлю ваших людей за час. Половина ваших солдат — дрянь, будь вас даже больше, я бы не испугался. Так вас еще почти в два раза меньше.

— Могли бы и миром поехать, герцог милостив, простил бы вас. А так только сеньора своего злите.

— Куда? Куда мне ехать, если жду горцев со дня на день? Знаете ведь сами, с ними шутки плохи, — тут кавалер достал из-под одежды небольшой кошелек и высыпал часть его содержимого себе в перчатку, это были золотые гульдены. — Берите, это вам.

— Да вы с ума сошли?! — больше удивился, чем возмутился капитан.

Он даже отстранился от кошелька, словно тот был из нечистот.

— Берите и уезжайте, — настаивал кавалер. — Не затевайте ссору, в которой только и сможете сделать, как людей погубить. Вы же не из тех людей, что в прихоти своей готовы людей десятками класть в могилы?

— Но у меня же приказ герцога, — опять отказывался брать золото капитан. — Что я ему скажу?

— Скажите правду, скажите, что у меня было пять сотен людей, а у вас всего две, что город хороших людей дать отказался, у вас сто причин есть, — говорил кавалер, буквально запихивая кошелек в руку Фильшнера.

— И что вам это даст? — капитан так и держал кошелек, не сжимая руки и не пряча золота. Он смотрел на Волкова и не понимал его. — Через месяц или через два герцог пошлет к вам уже полковника с семью сотнями людей.

— Месяц? А еще лучше два! Хорошо бы, если так, хорошо бы два месяца получить отсрочки, — говорил кавалер мечтательно.

— И что же изменится за два месяца? — спросил его капитан. — Думаете, герцог за два месяца забудет про вас? Он не таков, он злопамятен, нипочем не простит отступника или упрямца.

— Нет, не думаю, что простит, но может я уже уеду отсюда к тому времени или меня уже убьют, — сказал кавалер спокойно. — В общем, два месяца — для меня это очень много.