Для Чего мы живем

На следующий день мы опять в 6 часов вечера пришли к батюшке. На этот раз келейник был дома, но батюшка не велел ему выходить из своей келлии.

Батюшка опять пригласил нас вместе в исповедальню, посадил и стал давать моей жене на память различные искусственные цветочки и говорить при этом: когда будешь идти по жизненному полю, то собирай цветочки, и соберёшь целый букет, а плоды получишь потом.

Мы не поняли, на что батюшка здесь намекает, ибо он ничего праздного не делал и не говорил.

Потом он мне объяснил. Цветочки — это печали и горести. И вот их нужно собирать, и получится чудный букет, с которым предстанешь в день Судный, и тогда получишь плоды — радости. В супружеской жизни, далее говорил он, всегда имеются два периода: один счастливый, а другой печальный, горький. И лучше всегда, когда горький период бывает раньше, в начале супружеской жизни, но потом будет счастье.

Потом батюшка обратился ко мне и говорит:

— А теперь пойдём, я научу самовар ставить. Придёт время, у тебя прислуги не будет, и ты будешь испытывать нужду, так что самовар придётся самому тебе ставить.

Я с удивлением посмотрел на батюшку и думаю: «Что он говорит? Куда же наше состояние исчезнет?»

А он взял меня за руку и провёл в кладовую. Там были сложены дрова и разные вещи. Тут же стоял самовар около вытяжной трубы. Батюшка говорит мне:

— Вытряси прежде самовар, затем налей воды; а ведь часто воду забывают налить и начинают разжигать самовар, а в результате самовар испортят, и без чаю остаются. Вода стоит вот там, в углу, в медном кувшине, возьми его и налей.

Я подошёл к кувшину, а тот был очень большой, ведра на два, и сам по себе массивный, медный. Попробовал его подвинуть, нет — нету силы; тогда я хотел поднести к нему самовар и начерпать воды. Батюшка заметил моё намерение и опять мне повторяет:

— Ты возьми кувшин и налей воду в самовар.

— Да ведь, батюшка, он слишком тяжёлый для меня, я его с места не могу сдвинуть.

Тогда батюшка подошёл к кувшину, перекрестил его и говорит:

— Возьми.

Я поднял и с удивлением смотрел на батюшку: кувшин мне почувствовался совершенно лёгким, как бы ничего не весящим. Я налил воду в самовар и поставил кувшин обратно с выражением изумления на лице. А батюшка меня спрашивает:

— Ну что, тяжёлый кувшин?

— Нет, батюшка, я удивляюсь, он совсем лёгкий.

— Так вот и возьми урок, что так всякое послушание, которое нам кажется тяжёлым, при исполнении бывает очень легко, потому что делается как послушание.

Я был прямо поражён: как он уничтожил силу тяжести одним крестным знамением!

А батюшка дальше, как будто ничего не случилось, велит мне наколоть лучинок, разжечь их и потом положить уголья. Пока самовар грелся и я сидел возле него, батюшка зажёг керосинку и стал варить в котелочке кожуру от яблок. Указывая на неё, батюшка мне сказал:

— Вот это моё кушанье, я только этим и питаюсь. Когда мне приносят добролюбцы фрукты, то я прошу их съесть эти фрукты, а кожицы счистить, и вот я их варю для себя…

Чай батюшка заварил сам, причём чай был удивительно ароматный, с сильным медовым запахом. Сам он налил нам чай в чашки и ушёл. В это время к нему пришла после вечерней молитвы скитская братия, чтобы принять благословение перед сном. Это совершалось каждый день, утром и вечером. Монахи всё подходили под благословение, кланялись и при этом некоторые из монахов открыто исповедовали свои помыслы, сомнения. Батюшка как старец, руководитель душ, одних утешал, подбодрял, другим вслед за исповеданием отпускал их прегрешения, разрешал сомнения, и всех, умиротворённых, любовно отпускал. Это было умилительное зрелище, и батюшка во время благословения имел вид чрезвычайно серьёзный и сосредоточенный, и во всяком его слове сквозила забота и любовь к каждой мятущейся душе. После благословения батюшка удалился в свою келлию и молился около часу. После долгого отсутствия батюшка вернулся к нам и молча убрал всё со стола.

В один из моих приездов в Оптину пустынь я видел, как отец Нектарий читал запечатанные письма. Он вышел ко мне с полученными письмами, которых было штук пятьдесят, и, не распечатывая, стал их разбирать. Одни письма он откладывал со словами: «Сюда надо ответ дать, а эти письма, благодарственные, можно без ответа оставить». Он их не читал, но видел их содержание. Некоторые из них он благословлял, а некоторые и целовал, а два письма, как бы случайно, дал моей жене, и говорит:

— Вот, прочти их вслух. Это будет полезно.

Содержание одного письма забылось мною, а другое письмо было от одной курсистки Высших женских курсов. Она просила батюшку помолиться, так как мучается и никак не может совладать с собой. Полюбила она одного священника, который увлёк её зажигательными своими проповедями, и вот, бросила она свои занятия и бегает к нему за всякими пустяками, нарочно часто говеет, только для того, чтобы прикоснуться к нему. Ночи не спит. Батюшка на это письмо и говорит: