Читаем Для Чего мы живем полностью

«Главное, остерегайтесь осуждения близких. Как только придёт в голову осуждение, так сейчас же со вниманием обратитесь: Господи, даруй мне зреть мои согрешения и не осуждать брата моего».

С умилением старец говорил: «У меня плохо, зато у благодати хорошо. Тем только и утешаюсь, что у благодати хорошо. А как дивно хорошо! Когда посмотрю на себя и вижу, что у меня плохо, а у брата хорошо, то и это меня утешает. У меня плохо, сознаюсь. Но у благодати хорошо и у брата хорошо. А я с братом одной веры. И «хорошо» брата и на меня переходит в благодати, не моё хорошо, а брата». Здесь поразительны слова об одной вере с братом, ибо это единство веры создаёт как бы среду для действия благодати.

Старец много предостерегал приходивших к нему против уклонения от Православия, против «живой церкви» и ложных мистических течений.

О «живой церкви» он высказывался решительно: «Там благодати нет. Восстав на законного Патриарха Тихона, живоцерковные епископы и священники сами лишили себя благодати и потеряли, согласно каноническим правилам, свой сан, а потому и совершаемая ими литургия кощунственна». Своим духовным детям старец запрещал входить в захваченные живоцерковниками церкви; если же в тех церквах находились чудотворные иконы, например Иверская, то заповедал, входя в храм, идти прямо к ней, ни мыслью, ни движением не участвуя в совершающемся там богослужении, и свечи к иконе приносить из дому или из православной церкви.

Но говорил: если живоцерковники покаются, в церковное общение их принимать. О мистике же он говорил: «Мистика — это многоцветная радуга. Один конец её упирается в море, другой — в землю, а там что — одна грязь, а у них остаётся море — высокая область… Что, поняли?» — спросил он слушателей. Образ моря в святоотеческой литературе — это образ неверного, колеблемого, обуреваемого.

Особенно боролся старец с увлечением спиритизмом. «Люди учёные часто увлекаются спиритическими учениями, искренне думая, что этим путём можно найти спасение. Ан — нет! Вот отсюда-то и проистекают болезни».

О других христианских вероисповеданиях старец говорил: «Премудрость создала себе дом на семи столпах. Эти семь столпов имеет Православие. Но у святой премудрости Божьей есть и другие дома — там может быть шесть и менее столпов и соответственно этому различные ступени благодатности». Он говорил: «В последние времена мир будет опоясан железом и бумагой. Во дни Ноя было так: потоп приближался. О нём знал Ной и говорил людям, а те не верили. Он нанял рабочих строить ковчег, а они, строя ковчег, не верили, и потому за работу свою они лишь получали установленную плату, но не спаслись. Те дни — прообраз наших дней. Ковчег — Церковь. Только те, что будут в ней, спасутся».

— А миллионы китайцев, индусов, турок и других не христиан?

Старец отвечал так: «Бог желает спасти не только народы, но и каждую душу. Простой индус, верящий по-своему во Всевышнего и исполняющий, как умеет, волю Его, спасётся, но тот, кто, зная о христианстве, идёт буддистским путём или делается йогом, — не мыслю».

О софийности в душе человеческой старец говорил, что она возгорается, когда душа воззовёт к Богу: «Отец мой и вождь девства моего!» Тогда Бог душе блудницы возвращает девственность и она становится «невестой Христовой, сестрой Слова».

Старец определял духовный путь как «канат, протянутый в тридцати футах от земли. Пройдёшь по нему — все в восторге, а падёшь — стыд-то какой!»

С тихим вздохом сказал однажды старец: «Общественная жизнь измеряет годы, века, тысячелетия, а самое главное: И был вечер, и было утро, день один (Быт. 1,5). Бывает в движении сужение и расширение, но, сколько бы человек ни прожил, всё так будет: И был вечер, и было утро, день один. Самое твёрдое — камень, самое нежное — вода, но капля за каплей продалбливает камень. Человеку даны глаза, чтобы он глядел ими прямо».

Он говорил о великой постепенности духовного пути, о том, что «ко всему нужно принуждение. Вот если подан обед и вы хотите покушать и слышите вкусный запах, всё-таки сама ложка вам не поднесёт кушанья. Нужно понудить себя встать, подойти, взять ложку и тогда уже кушать. И никакое дело не делается сразу — везде требуется пождание и терпение».

«Человеку дана жизнь на то, чтобы она ему служила, а не он ей», то есть человек не должен делаться рабом своих обстоятельств, не должен приносить своё внутреннее в жертву внешнему. «Служа жизни, человек теряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоразумение, он и не знает, зачем живёт. Это очень вредное недоумение, и часто бывает: человек, как лошадь, везёт и везёт, и вдруг на него находит такое… стихийное препинание».

Перейти на страницу:

Похожие книги