Многие считали батюшку Нектария прозорливцем, каждое движение его истолковывалось символически. Иногда это очень тяготило его. Однажды он рассказал такой случай: «У меня иногда бывают предчувствия, и мне открывается о человеке, а иногда — нет. И вот удивительный случай был. Приходит ко мне женщина и жалуется на сына, ребёнка девятилетнего, что с ним нет сладу. А я ей говорю: «Потерпите, пока ему не исполнится двенадцати лет». Я сказал это, не имея никаких предчувствий, просто потому, что по научности знаю, что в двенадцать лет у человека часто бывают изменения. Женщина ушла, я и забыл о ней. Через три года приходит эта мать и плачет — умер сын её, едва исполнилось ему двенадцать лет. Люди говорят, что вот батюшка предсказал, а ведь это было простым рассуждением моим по научности. Я потом всячески проверял себя, чувствовал я что-нибудь или нет. Нет, ничего не предчувствовал». Иногда же батюшка так же прямо говорил: «Тебе это прикровенно, а я знаю».
В высшей степени в нём была развита духовная трезвость — никакой экстатичности, никакой наигранности чувств, никакой сентиментальности в христианской любви к людям. Сам — глубокий аскет, он с любовью благословлял своих духовных детей на брак и говорил о светском воспитании детей. Когда некоторых родителей смущал антирелигиозный характер советской школы, старец говорил: «Ведь ваши дети будут советскими гражданами; они должны учиться в общегосударственных школах. А если вы хотите сохранить в них христианство, пусть они видят истинно христианскую жизнь в семье».
Он говорил приходящим к нему людям искусства: «Любите земные луга, но не забывайте о небесных».
Высоко ставил он человеческий труд. Когда одна духовная дочь его сокрушалась, как она будет жить после его смерти, без его руководства, он сказал: «Работай! В работе незаметно пройдут годы».
Вечером идти на исповедь к батюшке. Грехи я записала; а раскаяния у меня нет — один каприз. Батюшка встречает меня:
— Давай мы с тобой помолимся. Повторяй за мной: «Господи, помилуй!»
Я сначала бессознательно повторяю. А он всё выше и выше берёт:
— Господи, помилуй.
И такой это был молитвенный вопль, что вся я задрожала. Тогда он оставил меня перед иконами и сказал: «Молись», а сам ушёл к себе. Я молюсь; а когда ослабеваю, он от себя голос подаёт: «Господи, помилуй!» Когда же я всю греховность свою сознала, он вышел и стал меня исповедовать. Я говорю:
— Батюшка, я записала грехи.
— Умница. Ну, прочти их.
Я прочла. Батюшка говорит:
— Сознаёшь ли ты, что ты грешна во всём этом?
— Сознаю, батюшка, сознаю.
— Веришь ли в то, что Господь разрешил тебя от всех твоих грехов?
— Батюшка, я имею злобу на одно лицо и не могу простить.
— Нет, Н., ты это со временем простишь. А я беру все твои грехи на себя.
Прочёл разрешительную молитву и сказал мне:
— А завтра ты пойди в церковь к утрени, а оттуда приди ко мне и, что в церкви недостаточно будет, здесь покаянием дополни.
Причащение было чудным и торжественным.
ПРЕПОДОБНЫЙ НИКОН ОПТИНСКИЙ
(