Для диких животных места нет

Надо помнить, что только два процента поверхности земного шара пригодны для обработки, все остальное — это моря, горы, пустыни, вечная мерзлота. И хотя мы за последние 150 лет вспахали немало новых целинных земель, общая площадь плодородной земли на нашей планете уменьшилась. Потому что с тех пор, как мы стали землепашцами, мы непрестанно создаем новые и новые пустыни. Мы сводим леса, высасываем влагу из земли и высушиваем ее, подставляя палящим лучам солнца и всем ветрам. Унылая, безотрадная Сахара, бывшая житница Рима, — дело наших рук: это мы превратили когда-то благодатную ниву в печальную пустыню; беспощадное солнце палит песчаную почву и городские руины Месопотамии, считавшейся когда-то «землей обетованной». На голых ныне скалистых горах Италии, Испании и Греции некогда росли тенистые леса, превращенные людьми в деревянные флотилии, которые в свою очередь были затоплены во время бесчисленных морских сражений или изрублены на дрова для топки античных бань… Прошло всего двести лет пользования землей поселенцами Соединенных Штатов — и уже пыльные бури бушуют над обескровленной землей, а потоки воды за каждый час смывают плодородную землю с десяти ферм и безвозвратно уносят ее в море. За последние 100 лет в Соединенных Штатах окончательно уничтожено более миллиона квадратных километров земли (площадь, в четыре раза превышающая размеры всей Федеративной Республики Германии). У двухмиллионного города Мехико только по ночам хватает вдоволь воды, потому что обрамляющие город горные леса проданы североамериканским торговцам древесиной. Для изготовления бумаги, необходимой для однодневного выпуска только одной из массовых нью-йоркских газет, нужно срубить 15 тысяч деревьев! Чтобы печатать бесконечные рекламы крема, пива, виски и нейлона, мы уничтожаем свое будущее…

А сколько прекрасных видов животных уже безвозвратно исчезло с лица Земли! 130 известных видов млекопитающих и птиц уничтожено за последние 400 лет, из них 76 — после первой мировой войны. Сейчас на очереди следующие 550 видов, которым грозит полное истребление.

Не лучше обстоят дела и у растительного мира. Вокруг Берлина исчезло 6 процентов видов растений, росших там еще 100 лет назад, вокруг Франкфурта — 17 процентов. Человек безжалостно изничтожил всю живность вокруг себя; мы, европейцы, не успокоились до тех пор, пока в наших лесах не исчезла вся крупная дичь.

Первым исчез в Европе первобытный бык — тур. Спустя столетия его кости начали извлекать из болот и выставлять в музеях. Эти древние животные достигали высоты более двух метров, и их современник Юлий Цезарь писал, что они были «ростом почти что со слона» (имея при этом в виду более мелких, североафриканских слонов, которые были уничтожены еще раньше первобытных быков). И если теперь делаются попытки на антинаучной основе из домашнего скота вновь вывести малорослую линию таких животных, то эти недомерки только подчеркивают всю беспомощность человека создать хотя бы бледное подобие того, что он когда-то бездумно уничтожил. А последний настоящий первобытный бык погиб, между прочим, в 1627 году в тогдашней Восточной Пруссии ^{1}.

Последнего тарпана — дикую лошадь мышиной масти, от которой произошли наши домашние лошади, — застрелили в 1879 году на юге России. От другого вида лошади — обитателя степей — лошади Пржевальского остались считанные особи (чистокровные), которых содержат в специальных зоопарках Восточной Европы.

Подобная же участь постигла зубра — второе по величине дикое животное Европы. В естественных условиях он больше нигде не встречается. Последнего дикого зубра убил в девственном лесу Польши некто Бартмолеус Жпакович, снискавший себе этим печальную известность ^{2}.