Для фортепиано соло. Новеллы

— И поразительные глупости, — возразил Лоран. — «Iron по-английски значит железо. Не от него ли произошло и слово ирония?» Ведь Гюго, прекрасно знавший латынь, совершенно не знал греческого.

Официант принес жаркое из гусятины и картошку по-сарладски.

— Может быть, хотите еще немного трюфелей, месье Менетрие? Только скажите…

Кристиан отстранил его, потом вернулся к слову «ирония» и спросил Женни, читала ли она новеллы Томаса Харди из сборника «Маленькие иронии жизни».

— Нет, — сказала она, — но я очень люблю Харди. Он обладал жесткостью и мыслил космически. «Тэсс» — это прекрасно… А что он имел в виду под маленькими ирониями жизни?

— Ситуации, в которых последствия какого-то действия оказываются прямо противоположными ожидаемым, в которых ошибки вознаграждаются, а добродетели наказываются, в которых действующие лица придают событиям смысл, которого в них вовсе нет.

— Понятно, — сказала Женни… — История о волосах Елены.

На трех обращенных к ней лицах читался вопрос.

— Как? — спросила она. — Я вам никогда не рассказывала?

— Нет, — сказал Кристиан, — а ведь вы знаете, что я интересуюсь Еленой. Она ведь тоже была гениальной…

— Она была единственной великой французской поэтессой после Марселины, — сказал Лоран. — И куда лучше Марселины… Но что за странная женщина! Я всегда немного побаивался ее…

— Я тоже, — сказал Кристиан. — Она меня не любила. Впрочем, она не любила мужчин. Она любила славу — и любовь в качестве темы для стихов. А больше всего она любила себя.

— Это не совсем так, — сказала Женни. — Она хотела бы любить себя, но у нее это не получалось. И в этом заключалась трагедия. Она нуждалась не в любовниках, а в почитателях. Отсюда и Робер Вальтер, и история о волосах Елены.

— Ну же, — воскликнула Клер, — не томите нас! Расскажите нам историю о волосах Елены.

— Мадам Менетрие, еще немного жаркого? — спросил официант. — Не стесняйтесь…

— Малюсенький кусочек, — со вздохом ответила Клер. — Не проклинайте его, Кристиан… Он уже уходит.

1

— Может быть, вы помните, — продолжала Женни, — как банкир Робер Вальтер настойчиво добивался Елены… Двадцать лет назад об этом говорил весь Париж. Что было между ними? Связь? Очень маловероятно. Тогда Елена, казалось, была влюблена (в той мере, в которой она была способна любить) в нашего друга Клода, а я-то знала, что официальной любовницей Вальтера была довольно известная в то время актриса Лилиан Фонтен, та, что вышла замуж за Люсьена Мунеса. Однако Вальтер гордился, и не без оснований, своей образованностью; он любил поэзию, и ему льстила дружба с Еленой. Все богатые люди скучают, а она обладала невероятным умом. Что же касается Елены, то с какой стати она стала бы отвергать поклонника, который говорил с ней о ней самой именно так, как ей нравилось, который обожествлял ее и который, что самое главное, искренне считал ее лучшей из всех поэтов? Не забудьте, что именно в это время восходила звезда Валери, и его блеск грозил затмить блеск Елены. Она имела слабость страдать от этого и сзывала под свои знамена всех верных людей. А Вальтер владел многими печатными изданиями. Он мог позаботиться о славе своей подруги и знал, как это сделать. Добавьте к этому, что он часто устраивал блестящие приемы; в его доме она встречалась со всем литературным и политическим бомондом; наконец, он был для нее отличным консультантом по финансовым вопросам… За пределами своего банка он неохотно распространялся на эту тему, и я всегда замечала, что ему приятнее поговорить о Расине, чем о «Ройал Датч», но в проблемах «Ройал Датч» он разбирался лучше, чем в Расине. Благодаря незаметным подсказкам Вальтера Елена получала большие деньги на бирже, что позволяло ей, как вы знаете, вести шикарную и беззаботную жизнь.

— Но у Елены имелись средства, — сказал Кристиан. — Она ведь родом из Румынии, из семьи, где было несколько поколений финансистов, не так ли? В ее карпатских владениях нефть, кажется, текла рекой?