Брак оказался таким, как и следовало ожидать. Треливан любил жену ровно столько, сколько желал ее, то есть примерно три месяца. Затем он внезапно перестал замечать ее существование. Будучи человеком саркастическим и реалистическим по складу, он не переносил энтузиастов и был не столько растроган, сколько раздражен ее, вероятно, обременительной горячностью.
Наивность, которая нравится созерцателям, выводит из себя людей действия. Он отказался, сначала нежно, затем вежливо и сухо, от этого семейного сотрудничества. Первые беременности и вызванные ими меры предосторожности послужили ему предлогом бежать из дома. Он вернулся к своим подружкам, чей темперамент подходил ему гораздо больше. Когда жена пожаловалась на его небрежение, он ответил, что она свободна.
Не решаясь на развод, сначала из-за детей, потом из-за того, что по-прежнему дорожила именем мадам Треливан, а главное, не желая признать свое поражение перед семьей, она вынуждена была смириться со своей тяжкой долей: ей пришлось путешествовать одной с маленькими детьми, выносить показную жалость друзей, улыбаться, когда ее спрашивали, дома ли муж. Наконец, после шести лет существования в роли заброшенной жены, устав от всего, истомившись от смутной потребности в нежности, страдая, несмотря на все разочарования, от жажды совершенной и чистой любви, она выбрала в любовники коллегу и политического соратника Треливана, человека тщеславного и неуклюжего, который также сбежал от нее через несколько месяцев.
Два этих неудачных опыта внушили ей глубокое недоверие ко всем мужчинам. Она вздыхала и грустно улыбалась, когда при ней заговаривали о браке. Девушкой она отличалась живостью и остроумием, а теперь стала молчаливой и вялой. Врачи обнаружили в ней послушную больную с неизлечимой неврастенией. Она жила в постоянном ожидании несчастья или смерти. Главное же, она утратила ту грациозную доверчивость, которая придавала ей столько обаяния в молодости. Она считала себя неспособной вызвать любовь.
Пасхальные каникулы прервали обучение детей, и Лекадье получил время на длительное размышление, исходом которого стала решимость. На следующий день после возобновления занятий он попросил у мадам Треливан личную аудиенцию. Она решила, что он хочет пожаловаться на кого-то из детей, и повела его в маленькую гостиную. Следуя за ней, он был совершенно спокоен, как это бывает перед дуэлью, когда человек полностью уверен в своей правоте. Когда она закрыла дверь, он объявил ей, что не может больше молчать, что живет лишь ради тех минут, которые проводит в ее обществе, что лицо ее постоянно стоит у него перед глазами — словом, это было самое искусственное и литературное признание в любви, после которого он подошел к ней и взял ее за руки.
Она смотрела на него с досадой и смущением, повторяя:
— Но это просто абсурд… Замолчите же, прошу вас… Это смешно. Довольно, уходите.
Последние слова были сказаны тоном умоляющим и одновременно столь решительным, что он счел себя побежденным и униженным. И вышел, пробормотав:
— Я попрошу месье Перро, чтобы он нашел мне замену для занятий с вашими сыновьями.
В вестибюле он на мгновение остановился, чувствуя себя несколько оглушенным и нашаривая свою шляпу, так что услышавший его слуга открыл дверь кабинета и сказал, что проводит его.
Тогда этот уход изгнанного возлюбленного, этот камердинер, выросший за спиной, внезапно напомнили моему другу только что прочитанный рассказ Бальзака — короткий и очень красивый рассказ, озаглавленный «Покинутая женщина».
Все ли вы помните «Покинутую женщину»? О, вы не поклонники Бальзака… Стало быть, придется мне напомнить вам сюжет, чтобы вы поняли продолжение: там некий молодой человек проникает под фальшивым предлогом в гостиную женщины и без всякой подготовки самым экстравагантным образом признается ей в любви. Она бросает на него высокомерный презрительный взгляд и, позвонив слуге, говорит: «Жак… или Жан… проводите моего гостя».
До этого пункта мы имеем историю Лекадье. Но у Бальзака молодой человек, следуя за камердинером в прихожую, размышляет: «Если я сейчас выйду из дома, то навсегда останусь глупцом в глазах этой женщины. Возможно, она сейчас сожалеет о том, что выгнала меня, — я должен это понять». И он, сказав слуге: «Я кое-что забыл», поднимается наверх, в гостиную мадам де Босеан, и становится ее любовником.
«Да, — подумал Лекадье, неловко надевая пальто, — да, это моя ситуация… Точно такая же… И я не только буду глупцом в ее глазах, но она еще все расскажет мужу. И какие у меня будут неприятности! А вот если я вновь увижусь с ней…» И он, сказав слуге: «Я забыл перчатки», почти бежит назад по вестибюлю и открывает вновь дверь будуара.
Мадам Треливан сидела с задумчивым видом на пуфике возле камина. Она взглянула на него с удивлением, но очень ласково.
— Как? — сказала она. — Это опять вы? А я думала…
— Я сказал вашему слуге, что забыл перчатки. Умоляю вас послушать меня пять минут.