Для фортепиано соло. Новеллы

Как только англичанка вышла, Изабелла потянулась, с удовольствием вздохнула и поставила джазовую пластинку, слегка приглушив звук. Потом она поставила кресло рядом с сундуком и стала просматривать старые бумаги. Там были карточки с меню, бальные блокнотики, школьные тетради, исправленные сочинения, театральные программки («Комеди Франсез» — 1898 — «Мнимый больной»). Ей понравилась своей элегантностью тетрадь в переплете из фиолетовой замши. Она открыла ее. Почерк был мелкий, тонкий, выработанный. На первой странице она прочла: Дневник Эмилии Галацци, второй В — начат 15 октября 1901 года.Итальянка? Совсем не обязательно. Дневник начинался впечатлениями о возвращении в школу: «Мне страшно. Я стараюсь быть храброй, но все эти девушки…» и описанием директора («Вот как, тогда был директор?» — подумала Изабелла). Его звали месье Гардон, и его можно было покорить улыбкой, но супруга, мадам Гардон, урожденная Ронсере, похоже, была напыщенной и суровой. Несколько замечаний о преподавателях и ученицах, довольно остроумных, затем тон внезапно изменился, и Изабелла целиком погрузилась в чтение. Она уселась в кресле поудобнее и стала нетерпеливо перелистывать страницы.

Дневник Эмилии Галацци

15 октября 1901 года

Сегодня утром меня вызвал месье Гардон и сказал, что я буду делить комнату с новенькой: Жизель де Клер. Я довольна, она красива и немного походит на дикарку. Мы сразу же заговорили с ней о музыке и поэзии. Она любит Шопена и Мюссе. Мы с ней обязательно поладим. Сейчас она распаковывает свой багаж. У ее семьи замок в Нормандии, но их финансовое положение пошатнулось. Чердак протекает. За здешний пансион платит ее бабушка. Я рассказала ей, что в школе сейчас два клана: Мятежницы, которых возглавляю я, и мадемуазель Нитуш, считающие себя святыми, хотя они — мокрые курицы и трусихи. Я спросила, к какому лагерю она собирается присоединиться.

— Я буду, — сказала она, — самой отчаянной чертовкой.

Она мне нравится, но раз я рассказываю о ней, придется прятать дневник. Никаких сложностей. У моего чемодана хороший замок.

20 октября 1901 года

Жуткое дело, как быстро возникает дружба. Шесть дней назад я не подозревала о существовании Жизель, а сейчас она для меня все, да, даже больше, чем музыка. Не только я восхищаюсь ею. Она завоевала своей отвагой сердца всех Мятежниц. Она станет лучшей наездницей в коллеже, будет лучше всех грести и играть в крикет. В часовне она выказывает экзальтированную набожность, которая пугает нашего доброго исповедника, аббата Сениваля. Но он, подобно ей, обожает Шатобриана. А я забавляюсь, слушая их разговоры. Они оба такие романтичные.

— Ах, мадемуазель де Клер, — говорит аббат, — какой тайной меланхолией пронизаны старые дубы в нежном свете луны!

Преподаватель литературы, которого мы прозвали Фортунио, краснеет, если Жизель слишком пристально смотрит на него. С мужчинами так легко. Сегодня утром молодой почтальон, хорошенький мальчик, пришел ко мне, чтобы я расписалась за заказное письмо. Я стала с ним кокетничать, только чтобы посмотреть на результат. Он попался тут же — такой наивный парень. Я сказала Жизель:

— Каким могуществом мы обладаем.

— Да, — ответила она, — это опьяняет.

У нее привычка встряхивать свои белокурые волосы, которая меня приводит в смятение.

25 октября

Вчера вечером Жизель очень откровенно рассказала мне о своей семье.

— Родители у меня неплохие, — заметила она. — Но они совершенно не интересуются тем, что важно для меня. Они говорят только о еде, о скотине, о политике. У нас ежедневно возникают стычки.

Как я и думала, они почти разорены. Жизель знает, что мать мечтает выдать ее за одного из соседей, очень богатого, но ему больше сорока лет. А Жизель скорее покончит с собой, чем согласится на этот брак. Сегодня утром она подарила мне книгу («Портрет Дориана Грея») и написала на форзаце: «Моей первой, моей второй, моей единственной».

30 октября

Поскольку мы оказались во главе списка на французском — Жизель первой, а я второй, — месье Гардон вчера повез нас в «Комеди Франсез». На школьном автобусе мы втроем добрались до Гарша и там сели на поезд. Мадам Гардон с нами не поехала, слава Богу! Он гораздо приятнее, когда ее нет. Она постоянно дает ему почувствовать, что происходит из семьи дю Ронсере.

— Да кто такие эти Ронсере? — спросила Жизель.

Мы смотрели «Эсфирь». Этим девушкам из школы Сен-Сир очень повезло, что такой великий поэт писал для них трагедии.

— Это ему, — сказала Жизель, — было очень приятно, что его пьесу репетируют красивые молодые девушки.

В фойе во время антрактов было очень много учеников Политехнической школы в мундирах. Как они на нас смотрели! Месье Гардон пыжился от гордости: он купил нам программу и кисленькие конфетки. Безумная расточительность!

3 ноября