Для фортепиано соло. Новеллы

— У нее было настолько правильное лицо, что оно просто не могло состариться. Она была похожа на птичку, она умела вести фривольные и доверительные беседы. И она великолепно управляла своим огромным домом. Выходные в Уорфилде напоминали хорошо поставленный спектакль, а ведь каждую субботу замок заполняло огромное число гостей. Герцог меня забавлял. Он был настолько уверен в себе, так естественно воспринимал свое высокое положение, настолько не считался с мнением света, что в результате вел себя чрезвычайно просто. Он одевался, как его фермеры, с той лишь разницей, что его одежда была более поношенной, часто даже дырявой. Он говорил мало и очень плохо, заикался и растягивал слова. Однако он пользовался таким авторитетом, что от одного слова, сказанного им в палате лордов, зависела позиция его партии… Мне нравятся такие люди-горы.

— Это все правильно, но я говорю о герцогине.

— Птичка свила гнездо в расщелине горы.

— Не верьте этому. У Сибил было множество любовников, конечно, тайных, что подразумевает, что об этом знал весь Лондон, но ни она, ни герцог не допустили бы никаких разговоров на эту тему. Любовников жены приглашали в Уорфилд с одобрения герцога. Это гарантировало его спокойствие. К тому же большинство из них принадлежали к его партии. Именно в Уорфилде, среди нежных женских плеч и блеска хрусталя, творились великие дела. Все эти люди были хорошо известны в Итоне или Хэрроу, в Оксфорде или Кембридже. Британская политика того времени делалась в основном во время уик-эндов, а связи жен облегчали сближение мужьям.

— Позволю себе заметить, что вы льете воду на мою мельницу. Я не вижу особых страстей в этом благопристойном цинизме.

— Не спешите. Моя история еще не началась. Страсть появилась, когда примерно в 1890 году человек по имени Харольд Уикс, на пять лет моложе герцогини, внезапно обратил эту даму, до того времени весьма непостоянную, в самую строгую верность.

— Харольд Уикс? Я этого не знал.

— Но вы о нем слышали?

— Неоднократно… Его называли очень талантливым политиком и, как это любят говорить в Англии, будущим премьер-министром.

— А он и был будущим премьер-министром.

— Но он им так и не стал.

— Нет, и сейчас вы поймете почему… Казалось, что Харольд, словно сказочный принц, получил при рождении все дары фей. Черты его лица, обрамленного светлыми, рыжеватыми волосами, были такими же совершенными, как у Байрона; но в выражении этого лица не было ни мрачности, ни романтизма. В нем угадывался ум, а также то воздушное изящество, каким был наделен Шелли, а позже Руперт Брук. Еще в Оксфорде его друзья понимали, что его ждет блестящая карьера. В двадцать пять лет партия нашла ему избирательный округ. Красота, красноречие, атлетическое сложение принесли ему триумфальную победу. Ему не было и тридцати, когда он занял незначительный, но многообещающий пост в кабинете, возглавляемом великим Чарльзом Бруксом, которого обычно называли по-свойски — Ч. Б.

— Я встречал Ч. Б., когда он был уже стариком. Он был хрупким, галантным, отважным и остроумным. Но немного сдержанным…

— Тут надо было разбираться в тонкостях. Среди своих он становился изысканным. Видели бы вы его в Уорфилде, когда он, словно домашняя кошка, лежал на ковре у ног Сибил, или в парке, когда он любовался закатом. «Сколько вкуса в этом вечере», — говорил он, поощряя Природу… Вы помните, как в последние годы XIX века элита страны, то есть две или три тысячи человек, которые считали, что ведут за собой Англию на том лишь основании, что каждую неделю они отправлялись на уик-энд в аристократические дома, разделилась на два лагеря? Лагерь принца Уэльского состоял из кутил, знатоков вин, сигар, лошадей и женщин, опытных финансистов и дипломатов-космополитов; в лагерь Ч. Б., который называли «Души», входили несколько очень образованных государственных мужей, читавших греческих и латинских классиков, несколько эстетствующих писателей, а также женщины — молодые и старые, с поэтическим и философским складом ума. В лагере принца, который иногда называли «Тела», правила телесная и мимолетная любовь; в лагере Ч. Б. — любовь платоническая, мистическая и постоянная. По самой своей природе Сибил и в особенности ее муж герцог принадлежали к лагерю принца; Харольд Уикс, в силу разнообразия своих талантов, колебался на границе между двумя группировками. Культура и некоторое беспокойство духа сближали его с «Душами»; живой интерес к женщинам привлекал его к миру, где они были более доступны. Связь с герцогиней окончательно привела его в лагерь плоти, что могло бы немного огорчить его патрона Ч. Б., если бы тот не считал грусть чувством, недостойным философа.

— Но если память мне не изменяет, «Души» раздражали герцогиню. Я слышал, как она говорила: «Такое облегчение найти кого-то, кто не говорит только о погоде и лошадях», а также: «Люблю глупых людей, и они, как правило, любят меня».