Для радости нужны двое

— Гадина, — сказала она о московском генерале, — какая гадина… гнида! И из-за него стреляться?! Да ни в жизнь! Подумаешь, четыре чина сбросил! Ты все равно еще будешь настоящим генералом. У тебя талант, и ты умеешь беречь людей! А звездочку мою перевинтим… большую поменяем на маленькую. Делов куча!

Накануне штурма Севастополя Домбровской было присвоено звание младшего лейтенанта.

— А комдив наш молодец, он тебе жизнь спас, а ты…

— Ладно, забыли, — остановил ее Иван Иванович тоном, не допускающим возражений, и она поняла, что он окончательно пришел в себя.

— Дневальный, расстарайся два чая и какую-нибудь еду, — выглянув в коридор, попросила Александра Александровна.

— А ничего, что ты у меня? — смущенно спросил Батя.

— Ничего. Ко мне не пристанет.

"Боже мой, какой он еще молоденький! — глядя на опустившего глаза Батю, подумала Александра. — Мы ровесники, а где он и где я? Боже мой, и если бы не подняло меня провидение… Кажется, в ту минуту мне снился черный монах, во всяком случае, что-то черное, клубящееся, как смерч, вытягивающее душу…"

Солнечные лучи скользнули в окно и в раскрытую дверь балкона, радостно осветили комнату.

— Вот и новое утро, — сказала Александра, — скоро лето.

— Лето, — как эхо, отозвался Батя, но в голосе его не было радости.

В дверь постучали.

— Да, — властно сказал Батя.

Дверь приоткрылась, и вошел дневальный с большим металлическим подносом, оставшимся в гостинице, наверное, еще с довоенных времен. Поставив поднос на стол, дневальный начал ловко его «разгружать»: два фарфоровых чайничка со свежезаваренным чаем, два тонких стакана в мельхиоровых подстаканниках, килограммовая банка немецкой ветчины, предупредительно открытая, ваза с печеньем, белый хлеб, плошка с кусковым немецким сахаром и — о чудо — тонко нарезанный лимон, от запаха которого и от солнечного света стало так празднично, что даже Батя улыбнулся.

— Молодец! — похвалил он дневального.

— У нас и продуктики, и вилочки, и тарелочки, и чайнички, и все тебе на раз! Немчура-то все бросила, а жили здесь, видать, с удовольствием, — затараторил услужливый дневальный.

— Спасибо, — сказал Батя, — ну что, тебе нравятся "Три мушкетера"?

— Так точно! — козырнул дневальный, его сонное плоское лицо осветилось живым светом, и он вышел из комнаты.

— Елки-палки, я уже и не помню, когда видела лимоны! А запах, обалдеть! — Александра была в восторге и стала такой хорошенькой, такой домашней, что Батя отвел глаза.

Ели и пили они с наслаждением.

— Стыдно мне, — сказал погодя Батя, — считай, один килограмм ветчины умял.

— Ничего, — засмеялась Сашенька, — это на нервной почве! В медицине все описано. — Ешь на здоровье, ты еще можешь вырасти! Тебе двадцать пять?

— Да, через два месяца.

— Ну вот, у тебя еще два месяца на рост. Мужчины растут до двадцати пяти. Пей чай. Хорошо парень заварил, по-настоящему!

За годы войны Александра видела много жестокой несправедливости, исходившей от высших чинов по отношению к их подчиненным, а правильнее сказать, подвластным им людям. В сорок первом сплошь и рядом практиковались так называемые расстрелы на месте, не то что без суда и следствия, а даже без элементарного разбора ситуации; да и в сорок втором такое бывало часто, и в сорок третьем, только к сорок четвертому году болезнь пошла на убыль, но не исчезла и до конца войны.

Но то, что сделали с Батей, как-то особенно больно ударило по Александре. Она не знала другого такого настоящего командира и отца солдатам.

В то утро она привинтила ему свою маленькую звездочку на погоны и сказала:

— Ваня, я всегда буду тебя помнить. Я не останусь в этом батальоне. Меня давно зовут во фронтовой госпиталь. У тебя есть чем писать?

— Есть. — Он вынул из планшета командирской сумки карандаш и что-то похожее на блокнот.

— Я напишу тебе мой адрес. Домашний и больничный, в Москве.

— Спасибо, — зарделся младший лейтенант Иван Иванович. — Ты думаешь, довоюем до победы?

— Еще бы! — засмеялась Сашенька. — Обязательно до победы!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

"Зачем тебя я, милый мой, узнала,

Зачем ты мне ответил на любовь?"

Русская народная песня

I

Африка пришлась по душе Ульяне Жуковой, и это очень порадовало Марию, вселило в нее новые надежды.

Возвращаясь из Марселя, яхта «Николь» достигла берегов Тунизии ранним утром. Однако Уля так боялась "проспать Африку", что дежурила на палубе еще с рассвета. Несший у руля вахту механик Иван Павлович Груненков приглашал ее к себе в рубку, но она отказалась.

— Лучше здесь постою…

— Вольному воля! — добродушно улыбнулся Иван Павлович. — Но сейчас мы запустим дизеля — ветер упал, а земля вот-вот проклюнется.

Гул дизельных моторов, легкое подрагивание корпуса яхты и иногда долетавшая вонь выхлопных газов, особенно остро ощущаемых на морском просторе, конечно же, мешали Уле наслаждаться и свежестью легкого бриза, и видом поднимающегося над чертой горизонта ярко-розового солнца, и даже самим морем — безмятежно тихим, ровным и необъятно большим.