Для спящих ночь, для стражи день…

Элен сделала это, зная, что все равно никто не придет: звонок был проведен в полуподвальную гостиную рядом с кухней, и его звук мог послужить лишь приятным аккомпанементом к храпу миссис Оутс. Но если бы даже она и проснулась, то принципиально проигнорировала бы вызов, ибо это не входило в ее обязанности. Ей так много приходилось делать в течение рабочего дня, что она была вынуждена из чувства самосохранения стоять на страже своего короткого и тем более дорогого для нее досуга. Элен вспомнила, как однажды, услышав звонок, на который никто так и не явился, миссис Оутс спела ей и собственному мужу: «Звонит из ада колокол: дин-дон, дин-дон, дин-дон. Тебя, мой милый, не меня, зовет зловещий звон».　

Очень скоро Элен убедилась, что миссис Оутс и в этом случае не намеревается изменять своим правилам. Она перестала судорожно нажимать на кнопку и смирилась с мыслью, что ей придется ждать.　

Вначале она нашла себе занятие — получив возможность удовлетворить свое любопытство, Элен начала рассматривать наряды Симоны и ее многочисленные туалетные принадлежности. Однако провести это обследование с обычным интересом она не могла: каждая пара шелковых чулок, каждая баночка румян напоминала ей о Симоне. Та была под открытым небом, во власти бури, подхлестываемая огнем желания, которое принимала за всепоглощающий костер страсти.　

Элен старалась яснее представить себе эту женщину — продукт роскоши, избалованную неврастеничку, абсолютно бесполезное существо. Она привыкла еще с пеленок, что предупреждалось каждое ее желание и удовлетворялся каждый каприз. Ее держали под стеклянным колпаком, чтобы сохранить от грубого прикосновения жизни.　

Но сейчас, может быть, ужас подползает к ней все ближе, сейчас, когда стеклянный колпак разбился и она оказалась беззащитной перед лицом реальности. Вместо рук, протянутых к ней, чтобы оградить ее от зла, она может увидеть другие руки, которые будут угрожающе тянуться к ней. Она позовет на помощь, но впервые в жизни ее голос не будет услышан.　

Такое видение стояло перед глазами Элен, когда она думала об опасности, угрожающей Симоне. Элен сделала все, что было в ее силах, но все же ее не оставляло чувство вины. Чтобы иметь возможность оправдаться, Элен стала вспоминать, как все произошло.　

Когда она обдумывала этот эпизод, в ее памяти мелькнула одна очень неприятная подробность. На сей раз это была слуховая галлюцинация или что-то похожее. Но Элен была совершенно уверена, что ключ повернулся в замке в то  время, когда она прислушивалась к тому, как Симона с лихорадочной поспешностью сбегала вниз по лестнице.　

— Кто-то нарочно запер меня, — прошептала Элен.— Кто? И для чего?　

Она могла только предположить, что сестра Баркер вышла в коридор, привлеченная шумом. Если она поняла, что происходит, то могла в приступе ревности запереть Элен, чтобы потом обвинить ее в беспомощности.　

И вдруг Элен осенило, правда несколько поздно: миссис Оутс сказала ей, что во всех дверях «Вершины» установлен один и тот же замок. В таком случае ключ от смежной комнаты Ньютона мог подойти к двери спальни.　

Элен с трудом вынула заржавевший ключ. Нашла масло для волос, которым пользовался Ньютон. Но прежде чем смазать ключ маслом, она решила проверить, подходит ли он к двери спальни. Взялась за ручку, и вдруг та повернулась у нее в руке, и дверь распахнулась. Полуоткрыв рот, Элен оглядела пустую площадку.　

— Вот это да! — выдохнула она.　

Боясь окончательно лишиться расположения хозяев, Элен быстро сбежала по лестнице, чтобы поднять тревогу. Она убедилась в том, что стала жертвой розыгрыша или чего-то похуже, но доказать это было совершенно невозможно.　

Девушка решила, что с ее стороны разумнее всего будет выслушать выговор и смолчать. Но у нее не потребовали никаких объяснений. После ее торопливого рассказа о бегстве Симоны семейство Варрен выступило единым фронтом, пытаясь спасти положение.　

Когда профессор, мисс Варрен и Ньютон переглянулись, сходство между ними было поразительным. Их тонкие породистые лица с легкой печатью вырождения конвульсивно подергивались, челюсти сжимались, словно стальные пружины капкана. Только теперь Элен поняла, как сильно они чувствуют и как умеют сдерживать свои эмоции.　

Несмотря на то что высокий голос Ньютона несколько раз срывался, внешне он был спокоен, как будто разговор шел о погоде.　

— Вы говорите, мисс Кейпел, что она ушла в бар к Райсу? — спросил профессор.　

— Да, — ответила Элен, стараясь не смотреть на Ньютона, — я пыталась задержать ее, но…　

— Понятно, понятно… Вопрос Ньютон в том, кто пойдет за ней, ты или я.　

— Конечно, я, — сказал Ньютон.　

— Нет, дорогой, — вмешалась мисс Варрен. — Твой отец сумеет лучше повлиять на нее. К тому же ты должен быть здесь.　

— Вам ничего не угрожает, — сказал Ньютон, — а Симона страшно рискует.　

Профессор положил руку ему на плечо, пытаясь успокоить, и Элен заметила, что тонкие узловатые пальцы профессора немного дрожат.