Для тебя эти горы

Но меня тянет в сторону Grace Cathedral. Я вижу этот прекрасный собор издалека, и меня поглощают необъяснимый восторг и абсолютное наслаждение городом. Я буквально плыву по Калифорнии-стрит, и каким-то магическим образом из всех десяти тысяч песен в плеере включается Red House Painters – «Grace Cathedral Park». Я принял это за знак, который послала мне путеводная звезда, напичканная музыкой, нашпигованная альбомами и синглами, расставленными по ассоциативному порядку. Неведомо как она отправила мне столь желанный сигнал. Я, как и все, кого восхищает мистика, преувеличиваю значение совпадений. We walked down the hill, I feel the coming on of the fading sun. And I know for sure that you'll never be the one. It's the forbidden moment that we live that fires our sad escape and holds passion more than words can say27. Музыка Red House Painters идеально вписывается в контур города, песни Козелека выросли на улицах Сан-Франциско, их можно использовать как навигатор, если не загрузится карта. Марк Козелек правильно сделал, что уехал из Атланты в СФ. Для меня этот город – прежде всего Red House Painters и Sun Kil Moon, даже не Grateful Dead. Какой бы ни была меланхоличной «Katy song», тяжеловесной «Strawberry Hill», депрессивной «Medicine bottle», под их воздействием я влюблялся в Сан-Франциско, как обескураженный юноша, гарцующий перед возлюбленной на голове и роняющий мозги на тротуар.

Кафедральный собор Грейс гордо возвышается над районом Nob hill. Он хотя бы на уровне колоколов, приводимых в действие карильоном, осознаёт, насколько красив. Собору достаточно подслушать за прохожими. За их восторженными вздохами. Если это туристы. Да и местные, я видел, обожают его. Меня стали обижать сравнения Грейс с Собором Парижской Богоматери. Хотя сходства очевидны. Роза собора Грейс притягивает, как магнит, выделяясь среди плоских небоскрёбов. Можно вообразить, что сейчас ты наткнёшься на остров Сите, и откуда не возьмись потечёт Сена, а потом обратно закатается в асфальт. На самом деле у Грейс несколько больше связей с Шартрским собором из-за лабиринта медитаций. Внимательные туристы заметят, что бронзовые двери собора, «Врата Рая», очень похожи на ворота баптистерия Сан-Джованни во Флоренции – между сводами и фресками здесь гуляет Лоренцо Гилберти. Уголок старой Европы в центре нового света – одного из элитных районов Сан-Франциско. По соседству с собором – дорогие отели, центр масонов. В нескольких кварталах – Чайнатаун.

Сижу на скамейке в парке, спиной к собору. Прямо напротив меня – рыдающая пожилая женщина с собакой. Мелкая псина забежала за скамейку и запуталась в поводке. Женщина не обращает внимания ни на что, она всхлипывает и истерично орёт в мобильный телефон. Я ничего не могу разобрать из её слов, в которых больше слюней и соплей, чем иных членораздельных звуков. Поодаль от меня остановился мужик в привычном для этого города образе бродяги-мудреца, расчехлил банджо и заиграл жизнерадостные песни. Появляются чернокожие дети вместе с няней. Они как угорелые пробегают между скамеек, бросаются на асфальт перед входом в собор, валяются, катаются и ползают как змеи. Няня не отстаёт от них: поворачивается к ним задом и делает вид, будто она курица и высиживает яйца.

Вечером у нас встреча возле музыкального колледжа. Парни собирались выпить пива в соседнем пабе. Самое время, когда там собираются фанаты «Сан-Франциско Джайентс». Колледж и паб располагались за Мишн-стрит, в двух кварталах от здания San Francisco Chronicle. Здесь Натома-стрит выглядит неприветливо, она похожа на дурно пахнущую подворотню. Нужно было пройти мимо заброшенных машин, ржавчины и мусора, мимо подозрительных типов и бродяг на великах, предлагающих траву. У паба Tempest нас поджидали индус Джасим и месиканец Мигель. Несмотря на всего лишь четыре часа пополудни в будний день, паб был забит битком. Мы еле нашли свободное место в закутке. Пиво и вискарь текли по трубам, всё вокруг гремело. Барную стойку захватили в плен, растянувшись вдоль неё, толстые и тонкие мужики. В пабе действовала акция: пинта пива и стопка виски за пять баксов. За 15 долларов можно было неплохо накидаться в течение часа. Мы надрывали глотки и выкручивали уши, чтобы друг друга расслышать. Все вокруг мирно болтали и ржали, но слишком громко. Официанты бегали между рядами со скоростью электропоезда. Пиво с вискарём по акции можно было взять только у барной стойки. И слава богу, потому за стойкой металась от клиента к клиенту горячая латиноамериканка. У неё была зловещая татуировка на плече и куча пирсинга на лице, большая упругая грудь, через топик проглядывали острые соски. Она явно знала себе цену. Но ей пришлось выработать вызывающе жестокий взгляд агрессивного зверя и отсекать им непрошенных гостей, потому что её все хотели.