Для тебя

— Может, всё-таки объяснишь? — осторожно предложил Колт.

Что-то случилось, что-то, чего он не понимал, что-то, что не просто её напугало, а причинило ей боль. И что бы это ни было, оно имело отношение к нему и Эми Харрис.

Феб отвела глаза и покачала головой.

— Тут нечего объяснять, — сказала она, глядя в стол.

— Думаю, есть.

Её глаза вернулись к нему.

— Да пошёл ты.

Колт уже не беспокоился о ней, теперь он начинал злиться.

— Что?

— Я сказала, пошёл ты. — С последними словами она подалась вперёд. — Расскажи ей, Колт. Когда расскажешь, она поймет.

— Думаю, сначала понять нужно мне.

Феб снова покачала головой и буркнула:

— Враньё. Сплошное враньё.

— Фебрари.

— Я долго была плохим парнем, Колт, уже привыкла, — сказала она совершенно бессмысленно. — Если ты не поступишь правильно и не расскажешь ей, то плохим парнем станешь ты. Ясно?

С этими словами она отпихнула его с дороги, всё ещё рассерженная, открыла дверь и рванула прочь.

Он хотел догнать её, и ему было совершенно плевать, если бы они устроили сцену. «Джек и Джеки» — бар, он просто создан для сцен и достаточно их повидал.

Но Колт был зол, поэтому ему пришлось подождать, чтобы восстановить самообладание, а это заняло некоторое время.

Справившись с гневом, он осознал пару вещей.

Интуиция подсказывала ему: то, что произошло сейчас, не имеет отношения к убийце с топором, стремящемуся принести кровавое воздаяние всем, обидевшим Феб.

Интуиция подсказывала ему: то, что произошло сейчас, имеет отношение к причинам, по которым Фебрари Оуэнс, которую он любил, стала совершенно другой Фебрари Оуэнс.

Он сделал глубокий, успокаивающий вдох и попытался разобраться в своих мыслях.

Одно он знал точно: если Феб решила держать что-то в себе и не рассказывать, она так и сделает.

И что бы это ни было, докопаться не сможет никто.

Так что ему придётся найти другой способ узнать.

И начнёт он с Эми.

Глава 4 Бутч

Когда зазвонил мой телефон, я сидела на кровати, на которой спала ночью. Сейчас она была трансформирована в стол, и мы с родителями только что закончили есть бекон, яичницу и тосты, которые мама приготовила здесь же, в фургоне, на плите.

Телефон лежал рядом с моей тарелкой, и я уставилась на экран.

Там светилась надпись: «Колт».

Колт никогда раньше не звонил мне, и я никогда не звонила ему. Я два года успешно избегала необходимости заносить его номер в свой телефон, и подозреваю, что Колт делал то же самое в отношении меня.

Но вот оно, его имя, на экране моего телефона. Не «неизвестный номер», а его имя.

В какой-то момент грёбаный Морри записал грёбаный номер Колта в мой грёбаный телефон. Козлина.

И кто-то, скорее всего, грёбаный Морри, дал Колту мой номер.

Я схватила телефон, открыла его и поднесла к уху.

— Алло.

— Твой отец поговорил с тобой?

Я посмотрела на папу, который сидел напротив меня, потом на свою тарелку, потом в окно. Потом я вздохнула и сказала:

— Да.

— Когда вы приедете?

Я снова посмотрела на папу:

— Это Колт. Он хочет знать, когда мы будем у него.

Папа посмотрел на узкую дверь позади себя и повернулся обратно ко мне.

— После моей утренней прогулки. Думаю, минут через тридцать. — Папа стукнул себя в грудь и громко рыгнул, после чего закончил: — Может, через сорок пять.

Я закрыла глаза. Папина «утренняя прогулка» будет проходить в помещении, которое служило также душем. Не говоря уже о том, что все это происходит в автофургоне, который по размеру примерно как кровать у меня дома, то есть около пяти квадратных футов.

По крайней мере этот факт помогал мне принять необходимость переехать в дом Колта и в его кровать.

— Ты слышал? — сказала я в телефон.

— Боже. — Он слышал. — Передай Джеку, чтобы припарковался на подъездной дорожке сбоку от дома.

— Ясно.

— Я буду дома, когда вы приедете.

— Жду не дождусь, — соврала я. Знаю, что прозвучало стервозно, но какая мне разница?

— Феб.

Я ждала, но Колт ничего не сказал.

— Что? — спросила я, теряя терпение.

— Ничего. Увидимся.

— Увидимся, — ответила я и захлопнула телефон.

Было девять часов утра, и день не задался с самого начала. В основном благодаря тому, что я всё ещё была в отвратительном настроении после того, как увидела, что Колт подарил Эми Харрис одну из своих сногсшибательных улыбок. И ещё потому, что я была в отвратительном настроении из-за того, как я на это отреагировала, выдав слишком многое.

Потом утро стало ещё хуже, когда папа сказал мне, что я переезжаю к Колту. Он сказал это тем тоном, которым говорил, что я должна убраться в своей комнате, или взять себя в руки и перестать заваливать химию, или сходить к старой леди Баумгартнер и пропылесосить её дом и вычистить кошачий лоток, потому что она была такой старой, что больше не могла делать это сама.

Конечно, я считала, что в своём возрасте могу не обращать внимания на этот тон.

Тогда папа рассказал мне про психологический портрет убийцы. А потом они с мамой посмотрели на меня так, что я поняла, насколько сильно они обеспокоены.

Тогда я сдалась и согласилась переехать к Колту.