– Тогда как понимать, что я уже столько времени общаюсь сама с собой? Во мне как бы два человека и я никак не могу привыкнуть и принять то, что ты – это я, а я – это ты. Что со мной происходит?
– Успокойся… – его голос превратился во вкрадчивый и нежный шёпот. – С тобой всё в порядке, можешь мне верить, ведь я вижу изнутри.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
Тёплая волна спокойствия, нежности и ласки родилась где-то у макушки и прокатилась по всему телу до самых пяток. Как будто лёгкий ветерок долетел с жарких солнечных берегов; оттуда, где радостно и спокойно, где носятся над волнами чайки и ходят под сверкающими парусами белоснежные яхты.
– Ладно… Раз так, то давай договоримся: ты не будешь без конца твердить, что ты – это я, а я – это ты. Мне легче и проще воспринимать тебя как что-то отдельное, пусть и живущее внутри. Ты ведь хотел быть самостоятельной личностью?
– Хотел… – сказал Мозговой тихо-тихо.
– Значит будь! Живи у меня там внутри, ну где ты там живёшь, пользуйся чем хочешь, если тебе что-то надо, но существуй сам по себе. Так не будет ехать крыша оттого, что постоянно кажется, будто страдаю раздвоением личности, и не понимаю, это твои мысли или всё-таки мои, твоё решение или моё. Так легче, проще и, главное – понятнее для меня. Ты согласен?
– Ты действительно этого хочешь?
Вопрос был задан таким тоном и таким голосом, что на несколько секунд показалось, будто я лежу в постели с совершенно незнакомым мужчиной, который перед интимной близостью наклоняется надо мной и шепчет на ухо: «Ты действительно этого хочешь?» Следом мелькает другая картинка: я добровольно протягиваю руку вампиру, чтобы он утолил свою жажду крови. А тот, глядя зловещими красными глазами, спрашивает: «Ты действительно этого хочешь?»
Я тряхнула головой: «Что за бред? Ведь Мозговой – это я. И я договариваюсь сама с собой, при чём тут незнакомцы и вампиры? Это от переутомления, наверно, ерунда всякая мерещится». И, отбросив эти мысли, твёрдо ответила:
– Да, хочу.
– И разрешаешь использовать то, что мне может быть нужно?
– Разрешаю, – и почему-то добавила: – если мне плохо от этого не будет.
– Не будет, я обещаю… – Мозговой сделал многозначительную паузу и продолжил: – От этого будет только лучше и притом нам обоим.
И почему мне показалось, что его голос дрожит то ли от возбуждения, то ли от радости?
– Вот и договорились! – я облегчённо вздохнула.
– Кари, ты простила меня?
– Да я уже всё забыла, – и, махнув рукой, улыбнулась, – и ты забудь.
– Хорошо, но про сине-зелёное болото не забуду никогда!
– Я тоже.
– Я очень испугался за тебя, Кари… Я ничем не мог помочь… Просто чувствовал твой ужас, твой страх, особенно за этого малыша. Я боялся потерять тебя, а мы ещё и поссорились, ты меня прогнала… Для меня это был кошмар, такого я никогда не испытывал.
– Всё хорошо, мы выбрались, нашли прекрасное место для ночёвки, согрелись, поели. Успокойся, всё в порядке. Стоп, я не поняла, это же ты должен меня успокаивать, а не я тебя?! В чём дело Мозговой?!
В голове раздался смех:
– Э-э-э, нет! Я теперь сам по себе, ты сама по себе. Так что теперь будем слёзки вытирать и плакаться друг другу в жилетку по очереди, – и он расхохотался ещё громче.
– Ну ты… не знаю, как тебя назвать! – И засмеялась следом.
А утро принесло новые сюрпризы и совсем неприятные. Я всё-таки заснула у самого костра и подпалила волосы. Как я так умудрилась отключиться, рухнув головой почти прямо в угли, не знаю. Помню только, что сидела у огня и держала изрезанными ладонями голову, которая постоянно свешивалась вниз. А потом всё – провал.
Глава 7
Когда открыла глаза, солнышки были высоко и слились в один сияющий круг, а малыша в куче листьев не было. Я быстро вскочила, но в тот момент, когда схватилась за ствол древесного гиганта, по рукам полоснула острая боль. Глянув на ладони, я вздрогнула. Они сильно опухли, порезы налились сине-багровым цветом и уродливо раскрылись так, что стало видно мясо. Началось воспаление. «Вот и приехали! Только заражения крови сейчас не хватает. Это поганое болото я буду долго помнить, если выживу, конечно».
Стиснув зубы от сильной пульсирующей боли, я кинулась на поиски ребёнка. Не успела обежать дерево и до половины, как зашелестели заросли и навстречу бросился Мышонок, придерживая штанишки. Я кинулась к нему.
– Ах ты, негодник, маленький! Почему не разбудил? Почему один ушёл, а? Я так испугалась!
Тиская и целуя его в грязные пухлые щёчки, я утирала слёзы внешней стороной ладони. Пальцы почти не сгибались, и малейшее движение стреляло дикой болью.
– Не делай так больше, хорошо? Не убегай один, ты меня понимаешь, малыш?
Мальчонка же только таращил глазёнки и улыбался.