Вторая чашка сломила ее волю к сопротивлению. Притворившись что пьет, вампирша опустила в горячую жидкость язык, бесцельно им там поболтала, и едва сдержала гримасу отвращения. И сам-то по себе чай был мерзкий — заваренный из прокисшей заварки, которую снова высушили и продали под видом свежей. Но сейчас у любой жидкости, включая «вдову Клико,» был бы противный вкус.
Кроме одной.
Вампирша вцепилась в стол, потому что внезапно перед глазами все поплыло. Музыка и смех отступили на задний план, и она слышала только нарастающий гул, как если бы где-то далеко прорвалась плотина и неслась к ней, сметая любые преграды на своем пути. Кровь текла по сосудам, бурлила под кожей, грязной, потной, покрытой щетиной, но на самом деле совсем тонкой и беззащитной. Еще немного — и она не сдержится.
— Герр доктор…
— Можете называть меня Отто, — ни с того, ни с сего предложил он.
От этой ремарки она остолбенела. Даже Голод, казалось, удивленно присвистнул, а Зов Крови уступил место более насущным проблемам.
Фроляйн Лайд наморщила лоб.
— Нет, не могу, — после долгих раздумий сказала она. — Это против субординации.
— Как приятно встретить серьезную девушку в наши распущенные времена! Не то что всякие там вертихвостки. Я ведь с самого начала присматривался к вам, фроляйн Лайд. Сколько вы у нас служите? Почти три недели? Этого времени с лихвой хватило, чтобы составить о вас мнение.
— Правда?
Попалась! Ну вот, далее последует что-нибудь вроде «Я видел, как вы превратились в летучую мышь, чтобы успеть домой до рассвета. Чем вы объясните сей феномен?» Тогда придется распрощаться со Св. Кунигундой. Главный врач — это не суеверная старушка, он такой распущенности от персонала не потерпит. Превращения в диких животных на территории больницы, разумеется, противоречат санитарным нормам. А где ей потом искать приличную работу в ночную смену?
— Я, конечно, не детектив, не какой-нибудь заморский Алан Пинкертон, но работа психиатром, знаете ли, развивает наблюдательность.
— И что же вы обо мне думаете?
— Вы очень тихая, скромная и спокойная барышня. Скорее все, происходите из простой семьи, где вас не баловали обновками.
Фроляйн Лайд распахнула рот.
— Угадал?
Нет, но промах его был таким запредельным, что сиделка чуть не взвизгнула. Все равно как если бы игрок в теннис один ударом разнес пол-площадки и насмерть зашиб судью.
Как ловко, однако, ей удалось замаскироваться!
— Что натолкнуло вас на эту мысль? — спросила фроляйн Лайд, уже глядевшая веселее.
— На первых порах новенькие смотрят на свою униформу с отвращением, словно их в рубище обрядили. Вы же носите ее с достоинством, чтобы не сказать с удовольствием. Мне продолжать?
— Пожалуйста.
— Вы держитесь особняком. Не сплетничаете с остальными сиделками, не интригуете и не делаете гадостей исподтишка. Знаете себе цену.
— Да, это так, — согласилась вампирша. Она действительно знала свою цену. Всю сумму, до последней золотой монеты. Специально уточняла.
— Пациенты вас любят. Даже самые буйные быстрее засыпают, когда вы на дежурстве. Вы здорово экономите нам лауданум.
— Стараюсь.
— За все это время на вас не поступало жалоб. За исключением того недоразумения с косметикой, у вас не было нарушений.
Фроляйн Лайд отлично помнила злополучный вечер, когда фрау Кальтерзиле раскудахталась, увидев ее изменившееся лицо. Правда, после эпизода в ванной, она подчиненную более не беспокоила. Когда на твоих глазах у новенькой вырастают двухдюймовые клыки, которыми она распарывает себе запястье и, продолжая вежливо улыбаться, выдавливает кровь в раковину, покуда румянец на щеках не потускнеет — это, надо заметить, отрезвляет. Сразу возникает вопрос, на ком она испробует эти клыки в следующую очередь.
Именно с тех пор вампирша стала охотиться не перед работой, а после, в выходной. Лицо как раз успевало прийти в норму.
— Мне кажется, за вашу безупречную службу вы заслужили повышение. Причем солидное.
— Насколько солидное?
— Очень.
Уж не задумал ли он отправить на пенсию старушку Кальтерзиле? А что, было бы заманчиво.
— Я буду Фрау Старшая Медсестра? — уточнила она.
— Фрау Доктор.
Вампирша помассировала виски, стараясь отогнать еще один приступ головокружения. И почему все так скверно складывается? Просто одно к одному.
— Это невозможно, — в ее голосе закружились первые снежинки.
— Почему же?
— Я вас не люблю.
Доктор Ратманн вытер лоб, покрасневший от коньяка, и посмотрел на девушку снисходительно.