Вернее, не состоится – вот в чем ужас-то.
– Прости, отец, я поступил глупо, – промямлил Леонард. – Конечно же, никуда я с ним не поеду.
– Наконец-то здравая мысль. Нам нужно сидеть тише воды и ниже травы.
– Но сам он все равно доберется до замка. Хоть пешком, но доберется. Ты бы видел, как он загорелся этой идеей.
– Его право. А вот графа, пожалуй, стоит предупредить, чтобы ждал посетителя. А то еще обидится, что ты подкинул ему незваного гостя за здорово живешь. Хотя вряд ли, гостей он любит. Даже чересчур, – усмехнулся Штайнберг. – Отправь ему весточку и не забудь засвидетельствовать свое почтение фройляйн Гизеле. Ох, и почему я должен тебя всему учить!
Леонард уныло кивнул. Он давно уже чувствовал себя так, словно пытался вытащить из шкафа галстук, лавируя между скелетами, которые клацали зубами и норовили цапнуть его за руку.
– Вы звали меня, герр доктор?
Доктор Ратманн, главный врач больницы Св. Кунигунды, оторвался от изучения медицинских карт и посмотрел на вошедшую. Как и остальные сиделки, девушка была одета в темно-коричневое шерстяное платье с высоким белым воротничком и столь же белоснежным фартуком, так что запросто сошла бы за горничную из респектабельного семейства. Из-под гофрированного чепца не выбилось ни пряди каштановых волос. Несмотря на свою молодость, ночная сиделка являла картину спокойствия и благопристойности.
Она была высока ростом и хорошо сложена, но общую картину портили руки, чересчур мускулистые для барышни. Такие бывают у девиц, которые всю жизнь работали с маслобойкой или же бегали с ракеткой по корту. Кожа ее была смуглой, но россыпь темных веснушек на щеках и носу устраняла любой намек на экзотичность. Из-под густых бровей пристально смотрели вполне заурядные карие глаза. Скулы чересчур острые, губы тонкие. Вот кому не помешало бы немножко пудры, да мазок помады. Сиделка, похоже, сама об этом догадывалась.
На второй же день службы она заявилась с румянами во всю щеку. Кого она надеялась таким образом подцепить, одному Господу известно. Как бы то ни было, старшая сиделка фрау (хотя фройляйн, конечно) Кальтерзиле не спускала подчиненным такого распутства. Ведь именно спартанский облик отличал медсестер от прочих девушек, работавших в ночную смену. Схватив бедняжку повыше локтя, матрона поволокла ее в ванную, смывать следы порока. Вся смена тут же облепила дверь, ибо у старшей сиделки рука была тяжелая и скорая на расправу. Новенькую ожидала серьезная головомойка.
Сразу же послышался плеск воды, потом всхлипы и просьбы, «Ах!.. Боже мой, что вы делаете… да как же так можно… ну полно вам… прекратите, пожалуйста…». Удивлению персонала не было предела, когда стало ясно, что это причитает фрау Кальтерзиле. Проще разжалобить гранитную глыбу, чем заставить ее уронить хоть слезинку. «Так сойдет или мне продолжить?»– спокойно уточнила девушка. «Да, да, хватит уже, простите, я была неправа!» Наконец из ванной вышла новенькая, со смиренным видом и без крупицы румян, а вслед за ней выбежала фрау Кальтерзиле, понеслась прямиком в кладовую и одним махом употребила недельный запас успокоительного. Сиделки только диву давались, но их любопытство так и не было удовлетворено – новенькая оказалась не из болтливых. Себе на уме.
«Иными словами, идеальная кандидатка для этого задания», – подумал доктор Ратманн, по-прежнему разглядывая медицинскую сестру.
– Проходите, фройляйн, и присаживайтесь, пожалуйста.
– Благодарю, герр доктор.
Присела на край стула, смотрит выжидательно.
– Я вызвал вас вот по какому поводу. На днях к нам поступила новая пациентка. Обычная барышня, ей бы с гувернанткой ходить. А она ни с того, ни с сего начала вести себя престранно. Я еще понимаю, если бы этому предшествовали перебои в менструальном цикле, так нет же! Барышня даже от бледной немочи никогда не страдала. Вес в норме. Развитие соответствует возрасту. Семья хорошая, без сумасшедших… хотя надо же откуда-то начинать, – сострил доктор. – Зовут пациентку… А не важно, как ее зовут. Называйте ее тем именем, которым она представится.
– Что от меня потребуется? Устроить ей холодный душ? Или горячий? – спросила сиделка ровным голосом, словно уточняя, сколько ложек сахара положить в чай. – Или все вместе – посадить в горячую ванну, а на голову лить ледяную воду по капле?
– Боюсь, что ледяной душ доживает свои последние дни, – доктор потер высокий с залысинами лоб. – Иное дело в прежние времена – раскрутишь, бывало, больную на центрифуге, чтобы блуждающая матка вернулась на место… Но нет, сейчас в моде новые штучки, тот же гипноз.
– Вам угодно, чтобы я ее загипнотизировала? – подумав, предложила девушка.
– Ну что вы, милочка, откуда вам знать о такой технике, – покровительственно улыбнулся эскулап, – Поговорите с ней, и делу конец.
– О чем?