— Вот, — закончила она, тоскливо поглядывая на хмурого сверх всякой меры Валерия Ивановича. — Вот и вся моя история.
— Понятно.
Баловнев покосился на сигаретную пачку. Потянулся было к ней, но потом в раздражении убрал ее снова в ящик. Никотином делу не поможешь. Тут вообще неясно, сможет ли он что-нибудь сделать для своей секретарши или нет. Хоть кури, хоть обкурись, а дело и в самом деле попахивало дрянью.
Не поможешь, эта упрямая Олеська, вбившая себе в голову, что влюбилась раз и навсегда, может дров наломать таких, что и сама за решетку загремит.
А поможешь, дрова начнут ломаться уже и без ее участия.
Вдруг этот ее Влад действительно убийца, что тогда?! Помогать преступнику выйти на свободу? В милиции же не дураки, раз его арестовали.
Хотя, с другой стороны, кого им еще арестовывать, как не мужа. Кандидатура номер один на роль подозреваемого. Тем более что между супругами что-то, кажется, не ладилось.
Что делать?! Что делать, что делать?..
— Ладно, не убивайся ты так, — проговорил минут через десять Баловнев, все это время промучавшийся в сомнениях и раз сто взвесивший все за и против. — Позвоню я тут кое-кому. Переговорю…
— Спасибо вам, Валерий Иванович! — всхлипнула Олеся, глянув на него с надеждой и благодарностью.
— Подожди благодарить, — сморщился он недовольно. — Ничего не обещаю, поняла! Поговорю, попрошу, чтобы выслушали тебя, и только. Многого не жди. К тому же… К тому же ты и сама многого не знаешь. Да и мужика этого видела один раз в своей жизни. Э-эх, Олеська, до чего же ты доверчивая! До чего же доверчивая… Как, говоришь, там этого следователя величают?
На Хальченкова Виктора Георгиевича Баловневу удалось выйти ближе к вечеру. Посредством дюжины звонков друзьям и знакомым, и знакомым их друзей, Валерий Иванович заручился обещанием, что неуловимый Виктор Георгиевич встретится сегодняшним вечером и выслушает его секретаршу. А потом вдруг Хальченков и сам ему позвонил. И голос, и интонация, с которой Виктор Георгиевич вел с ним беседу, так не понравились Баловневу, что он готов был тут же нанимать адвоката для бедной Олеси.
Запугает же бедную девчонку, забьет все мозги, начав перечислять статьи и пункты Уголовного кодекса, в которых говорится об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Она запутается и навредит сама себе, а этого Валерий Иванович не хотел ни под каким видом.
Но от адвоката настырная Олеся отказалась наотрез.
Она собиралась говорить правду и только правду, зачем же адвокат?! Никакие уловки работников правоохранительных органов не смогут ее сбить с толку. Разве такое возможно, когда не врешь?
Оказалось, можно. Еще как!..
Едва дождавшись конца рабочего дня, она помчалась в отделение милиции, где ее вроде бы должен был ждать Хальченков. Баловнев утверждал, что должен был ждать. Но то ли она опоздала, то ли ее шеф что-то перепутал, Виктора Георгиевича на месте не оказалось.
— Придется подождать, — меланхолично отозвался из-за стеклянной перегородки дежурный. — Поднимитесь на второй этаж, вторая дверь слева по коридору. Он скоро будет.
Олеся так и сделала. Поднялась по красивой чистенькой лестнице на второй этаж. Отыскала вторую дверь слева. Уселась на аккуратный диванчик и, сцепив руки на коленках, которые подпрыгивали от волнения и нетерпения, принялась ждать.
Прошло десять минут. Потом двадцать, следом сорок пять, Хальченкова не было. Многие сотрудники начали покидать свои рабочие кабинеты, с удивлением поглядывая на одинокую девушку в красной шапочке. Один даже сжалился над ней и спросил:
— Вы кого ждете, девушка?
— Хальченкова. — последовал ее краткий ответ. Потом Олеся вздохнула и решила все же внести некоторую ясность. — Он сказал, что я могу подойти к нему для беседы, а его что-то нет. Не знаете, он будет?
— Ну… — мужчина средних лет смотрел на нее с явным сочувствием. — Если сказал, что будет, значит, будет. Ждите.
Прошел еще час. Стрелки настенных ходиков над дверным проемом на лестницу безжалостно разменяли начало второго часа ее ожидания, когда где-то внизу хлопнула дверь, потом какие-то голоса, и через мгновение над лестничными перилами важно проплыла чья-то голова в высокой норковой шапке. А еще через пару секунд голова обрела шею, обмотанную клетчатым шарфом, широкие плечи под толстой курткой и ноги в джинсах и высоких ботинках на шнуровке почти до самого колена.
Мужчина поднялся на второй этаж. Замер на лестничной площадке и какое-то время смотрел на нее оттуда, весело прищурившись. Потом произнес, не делая по направлению к ней ни шага:
— Если вы ко мне, то я готов извиниться. Вы кто?
— Я? — Олеся вскочила с диванчика, шапка с мохнатой резинкой, которую она стащила с волос, тут же упали на пол. Она бросилась все это поднимать, присев на корточки, и оттого ответ прозвучал не таким четко, хотя она готовилась заранее. — Я Данилец! Данилец Олеся. Вам звонили…
— Олеся… Олеся, Олеся… Простите, не помню. В какой связи мне должны были насчет вас звонить? Что-нибудь относительно регистрации или?