Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика

Адольф Мушг назвал Европу «сообществом общей судьбы»437. Это сообщество общей судьбы может стать сообществом общей памяти, которое после немыслимых злодеяний и ужасов XX века будет помнить обо всех страданиях, включая те, которые каждая из наций больше всего хотела бы забыть. В таком мемориальном сообществе разные идентичности – субнациональные, национальные и наднациональные – отнюдь не исключают друг друга, а являют собой нередуцируемое многообразие различных перспектив, лояльностей и альянсов. Решающим фактором служит, разумеется, способность малых элементов интегрироваться в более крупные. Опасность партикуляризма, тем более мемориальных гражданских войн может быть ограничена, если Европа сумеет создать транснациональные рамки памяти, основанные на совместном историческом сознании. Такое историческое сознание, которое будет формировать и стабилизировать школа, должно поставить рядом с генерализированной «семантической» памятью соответствующую «эпизодическую» память, вмещающую в себя историю индивидуальной биографии, семьи, поколения или нации. Это и станет шагом на пути к осуществлению мечты Петера Эстерхази об общем европейском знании про нас самих в качестве преступников и их жертв.

Это «общее европейское знание про нас самих» перекрывает партикулярные форматы памяти. Будучи историческим знанием и осмыслением исторических событий в их взаимосвязи, оно возвышается над разделяющими воспоминаниями. Идентификация с историей порождает национальную память; историзация вновь растворяет ее. Над этим полем напряженности находится историческое сознание, которое не растворяет национальную память, а интегрирует ее. В таких рамках европейцы могут научиться критически воспринимать собственные воспоминания и сочувственно относиться к чужим воспоминаниям. Такая европейская память больше не служит пьедесталом для политической легитимации, вместо этого она помогает преодолевать амбициозные представления нации о самой себе и агрессивность «образов врага». Без проекта формирования общей европейской памяти, без исторического образования для будущих поколений перспективно бессодержательной останется и сама европейская идея438. Европейский союз, постоянно прирастая за счет новых стран, нуждается в процессе внутренней колонизации, чтобы противостоять этому чисто внешнему расширению. В своей речи на состоявшемся в марте 2002 года торжественном собрании Института имени Гете в Веймаре Петер Штайнбах, говоря о европейской интеграции, сказал: «Сегодня нам нужно не расширять Европу, а совершенствовать ее». Шестнадцатью годами ранее Сьюзен Зонтаг высказала в эссе «Элегия для Европы» схожую мысль: «Новая идея Европы состоит не в расширении, а в ее собирании. Речь идет не о том, чтобы европеизировать остальной мир, а о том, чтобы европеизировать Европу»439.

Заключение ДЛИННАЯ ТЕНЬ

Двадцать лет назад, когда отзвучали юбилейные речи 1985 года и затих спор историков 1986 года, Кристиан Майер опубликовал убедительную, вдумчиво-критичную работу под названием «Сорок лет после Аушвица»440. По прошествии двух десятилетий манифест Кристиана Майера в защиту памяти можно только поддержать. Но с тех пор произошли и перемены, а именно изменилось наше историческое местоположение. Удалились ли мы сегодня от Аушвица? Как смотрит на это молодое поколение? Вот слова человека, родившегося в 1962 году: «“Мы ничего не чувствуем” – такова обескураживающая реальность немецких эмоций по отношению к Холокосту, которую в 2005 году приходится принимать как данность. Время эмоциональной памяти безвозвратно прошло»441. Йоахим Ландкаммер ссылается на «неудержимое исчезновение прошлого», подчеркивая, что только «абстрактный идеализм» мешает увидеть реальность того, как время усиливает прогрессирующую эрозию памяти. Он называет «фактор времени» и «неудержимо увеличивающуюся дистанцию» наиболее эффективными формами преодоления немецкого прошлого442.