Длинное лето

Иван Андреевич расхохотался на весь вестибюль. Из Академии они ушли вместе. Марька как маленькая цеплялась за его руку. Иван Андреевич руку не отнимал, бормоча себе под нос: «Сначала в маркет заедем, тебя же одеть надо, и пальто тёплое надо, и пижамку купить… Пижама-то есть у тебя? Или ты любишь спать в ночной рубашке?» Марька согласно кивала, протестующее мотала головой и снова кивала, отвечая таким образом на вопросы.

Заботливый. Спрашивает, в чем ей удобно спать… Дома никогда не спрашивали. Что есть, в том и спи. А этот… он с ней как Мирон со своей Анькой.

Наверное, бог всё-таки есть, думала Марька, которой всю жизнь не хватало любви. А Ивану Андреевичу всю жизнь не хватало дочери. Они получили, что хотели, эти двое. А Марианна Станиславовна получила сиделку и компаньонку, о которой могла только мечтать. В тот день, еле дождавшись, когда новоиспечённая «лектрисса» примет ванну и уляжется спать, они изучили девчонкины документы. Карманова Марианна Семёновна (Марианна, это надо же…) проживала в селе Большое Замошенское, Верхняя улица, дом пять. Троечный аттестат, восемь классов сельской школы и загубленная жизнь…

– Ты правильно сделал, что забрал её оттуда. Девочке у нас будет лучше, чем… совсем одной. И не расспрашивай её ни о чём. Захочет¸ расскажет сама, а не захочет… Если девочка не захотела жить дома, значит, тому были причины. – сказала мужу Марианна Станиславовна. И добавила с улыбкой: – Теперь у тебя будут две Марианны – Станиславовна и Семёновна.

Знала бы она, чем это всё закончится. Не зря говорят: благими намерениями вымощена дорога в ад.

* * *

Иван Андреевич видел, что с его Марьюшкой творится неладное. С тревогой наблюдал, как перекашивается от боли её лицо, как подрагивают колени при каждом шаге. Марья на все вопросы отмахивалась: «Пройдёт»

Остапу было всё равно. Вика искренне сочувствовала Марьке, как привыкла называть дедушкину жену. Наталье было больно смотреть, как её дочь льнёт к чужой женщине, которая змеёй вползла в их дом. И она не выдержала, сорвалась. При всех назвала Марью актрисой погорелого театра, а её болезнь спектаклем, после чего Иван Андреевич перестал разговаривать с дочерью.

И никто в семье не подозревал, что Марья серьёзно больна.

Туберкулёз костей начинается незаметно, симптомы на ранних стадиях практически отсутствуют. Ощущение тяжести в позвоночнике Марья объясняла издержками профессии: как натурщице ей приходилось подолгу стоять в неподвижных позах, да и мёрзнуть приходилось: Иван Андреевич задыхался без свежего воздуха, и окна в мастерской всегда были распахнуты настежь. Боли в суставах прекращались во время отдыха, апатия ассоциировалась со скукой, а отсутствие аппетита только радовало: сбросит пяток килограммов, ей не повредит. К врачам Марья не обращалась, и болезнь, получив свободу действий, исподволь набирала обороты.

Остап, которому не нравилось, что его жену превратили в домработницу, имел с тестем неприятный разговор. Иван Андреевич говорил с позиции силы: квартира принадлежит ему, значит, и условия ставит он. А не нравится – никто не держит. Через три дня Остап снял квартиру в подмосковном Загорске и поставил жену перед фактом: до работы полтора часа электричкой, зато до дачного участка полчаса автобусом. В новую квартиру (две смежных комнатки и маленькая кухонька, зато недорого) переехали скоропалительно. По выражению Натальи, скоропостижно. Вставать всем троим приходилось в пять утра, но никто, кроме Вики, об этом не жалел. Впервые за последние годы Наталья стала хозяйкой в доме – пусть не в своём, съёмном, но здесь она никому ничего не должна.

С Иваном Андреевичем «общались» через Вику, которая часто оставалась ночевать в квартире на Фрунзенской. Наталья хотела было воспрепятствовать, но Остап запретил: «Девочка встаёт в пять, а рабочий день у неё длиннее нашего: школа, потом художка, школьные домашние задания, да в художке на дом задают… Она завтракает в школе, обедает в школе… Наташ, а ты уверена, что она обедает, а не тратит деньги на орешки и газировку? Домой приезжает уже никакая. И не гуляет, подружек нет, в Москве остались. Да пусть хоть всю неделю там живёт, я не против. Не у чужих людей, у родного деда. Она там хоть выспится, хоть поест нормально, Марька её любит, и ужином накормит, и спать положит… Ничего с твоей донечкой (укр.: доченькой) не случится. Или тебе хочется, чтобы она уставала, из-за твоих амбиций…

Пришлось признать, что муж прав. С Марьей Вика дружит (послал бог подружку, клин бы ей в глотку!). Ничего. Вырастет и поймёт, кто она такая. Проститутка, натурщица, рыба-прилипала!

Наталья работала по-прежнему в архитектурной мастерской (график свободный, два выходных, а полтора часа в электричке можно вязать, очень удобно). По выходным она пекла пироги, отмывала до блеска квартиру, стирала, убирала – и наслаждалась свободой. Впрочем, наслаждаться пришлось недолго: через полгода Марья слегла и с постели вставала только затем, чтобы, охая от боли и цепляясь за стену, дойти до туалета и ванной. А потом перестала вставать.