Длинное лето

– А меня не будут ругать, меня бабушка пожалеет, я маленькая потому что, – радостно встряла Аллочка, и Роза щёлкнула её по лбу.

– Ты чего?!

– Ничего. Это ты с картошкой придумала, сказала – ничейная. Ты во всём виновата, а свалили на Аньку. И если ты хорошая девочка и любишь правду, ты сейчас выйдешь и честно расскажешь, как всё было, и что Аня не виновата, – твёрдо сказала Роза и взяв Аллу за руку, потянула её за собой. – Пошли!

– Почему это Анька не виновата? Она тоже картошку копала, мы с ней вместе копали. Ещё меня учила, как ловчее выкапывать, чтоб прямо с ботвой… Никуда я не пойду и говорить ничего не буду! Пусти! – Аллочка вырвала у неё руку. – Сама-то чистенькая осталась, сидела и смотрела, пока мы с Анькой собирали. Мы, значит, виноваты, а ты, значит, ни при чём! И вообще, собрание кончилось уже, все домой пошли.

Забыв недавнюю ссору, все трое приникли к сетке, вцепившись пальцами в крупные ячейки и провожая глазами расходящихся с собрания калиновцев.

Анин отец, однако, уходить не торопился, говорил о чём-то с председательшей, гневно рубя кулаком воздух после каждой фразы.

– Аньку жалко. Нам с тобой ничего не будет, наши давно всё знают… Ань, а пойдём к нам? У нас гостевая комната свободна, бабушка тебе постелет… И вообще, можешь у нас жить!– Роза обернулась, и не увидев Ани, замолчала на полуслове.

– Ой! А где она?

По тропинке вдоль изгороди удалялась тоненькая фигурка.

Глава 14. Преступление и наказание

– Ань, подожди, не уходи! Мы с тобой! – дружно крикнули девочки. Не обернувшись, Аня перешла на бег.

– Не догоним. У неё ноги длинные, а у нас маленькие. – Алла критически посмотрела на свои ноги, загорелые и исцарапанные. Роза согласно кивнула. И девочки, опустив головы, разошлись по домам…

«Дрянь! Эта дрянь ни словом не обмолвилась, что мы весь месяц на неё работали! И не только на огороде, на участке тоже, и в парниках! Не рассказала, как Анька в парнике сознание потеряла от жары, и мы её водой поливали. А Алка полы мыла, во всех комнатах! А Вика в это время в гамаке валялась и клубнику ела» – гневно думала Роза. Ещё она думала о том, что за одно преступление не наказывают дважды. Так папа говорил. А их наказали.

Аллочку мать больно отшлёпала тапочком, сопровождая каждый шлепок словами: «Срамница! Дрянь! Бессовестная! Мне стыдно было людям в глаза смотреть на собрании! Тебя дома не кормят, что ли? Не кормят? Отвечай! Бабушка тебе есть не даёт, что ты на чужое заришься? Глаза бы на тебя не глядели!»

Мать била не очень сильно, но тапочек оказался жёстким, и Аллочка наоралась всласть. После экзекуции, отойдя от матери на безопасное расстояние, ревела в голос: «Я не виновата, это Анька придумала, сказала ничейная, а я поверила, я не зна-а-ала!» – И тут же оказалась в тёплом кольце бабушкиных рук.

– Конечно, не виновата! Кто ж тебя винит, это всё Аня твоя, большая, а ума у неё нет. Ты зачем с ней водишься? Подружку нашла себе!

– Она с Розой дружит, и Катьку с Юлькой не любит, а Роза моя подруга, она хорошая, – всхлипывая, оправдывалась Аллочка. – Розина мама говорит, что друг моего друга мне друг, и враг моего врага мне друг, а ты говоришь…

На лицах родителей отразилось удивление: для умственно отсталой девочка рассуждала, пожалуй, чересчур здраво. Чтобы запомнить такие пословицы, надо иметь на плечах голову.

Анна Дмитриевна рассуждала иначе:

– Ты бабушке не перечь, бабушку слушать надо. Моду взяла разговаривать… Откуда что берётся! Ужинать что будешь? Яичко сварить всмяточку, или блинцов испечь?

Алла перестала плакать и задумалась.

– Яичко свари. И молока дай!

Поставив перед внучкой чашку с молоком, Анна Дмитриевна с удовольствием смотрела, как она ест. И не слышала, как уехали дочь с мужем.

* * *

Вечером в дверь постучали. Кого в такую темень черти принесли… Или это наши вернулись? Случилось что?! Анна Дмитриевна набросила халат и поспешила к дверям, торопливо крестясь.

На пороге стоял Анин отец. Глаза под чёрными бровями метали молнии. Губы кривились в нехорошей усмешке.

– Анна моя у вас? – не здороваясь, осведомился Фомушкин. – Нет? А где ж она тогда? У Бариноковых её нет, значит, у вас, больше не у кого. Признавайтесь лучше сразу… Аня! Ты здесь? Выходи, иначе за косы вытащу, дома ещё добавлю.

Отстранив перепуганную Анну Дмитриевну, Фомушкин медведем ввалился в дом, широкими шагами измерил комнату и кухню, заглядывая во все углы, слазил даже на чердак. Не найдя дочери, устало опустился на табурет, протестующе скрипнувший под фомушкинским весом.

– Где она?

– Твоя дочь, ты и ищи. Сказано было, нету её здесь, – поджала губы Аллочкина бабушка.

Алла догадывалась, куда исчезла Аня. Она ни за что не скажет этому страшному злющему дядьке, где его дочь. Ни за какие пряники! При мысли о пряниках Алла шмыгнула в кухню. Анька там голодная сидит, надо ей отнести… Калитка оказалась запертой на ключ, и Аллочке пришлось вернуться в дом. Анна Дмитриевна, взглянув на оттопыренные карманы внучкиного платья, мирно спросила: