Длинное лето

Розе неинтересно было слушать про языковую практику, и она нечаянно заснула. Ей приснилась Англия, которая во сне была похожа на Антарктиду, и было ужасно холодно. Роза хотела убежать, но ноги не слушались. Надо найти Аню, – поняла Роза, и тогда Антарктида её отпустит, их вдвоём..

Сон продолжался, и Антарктида, которая —Англия. Графство Суррей, Роза запомнила. Вот и замок, серый, громадный, увитый плющом. Как в фильме «Джен Эйр». Роза найдёт Аню, и они вместе уедут домой. Полы в замке были традиционно каменными, а Роза где-то оставила обувь, она не помнила где. Идти было холодно, но она шла. В коридорах гулко отдавались шаги. Где же Аня? Надо её позвать. «Ааа-няаа! – изо всех сил крикнула Роза. Ей было холодно, давно уже холодно, а Аня не отзывалась. Может быть, ей здесь нравится, с мистером Рочестером и Аделью, и она не хочет уходить?

– Вот ты где! Я думал, ты в своей комнате, думал, спишь, а ты оказывается здесь улеглась… Ты с ума сошла?! Холодная вся, как лягушка. А мама где? В беседке беседы беседует? Ну-ка, вставай. Вставай-вставай, тебе надо под горячий душ, а то заболеешь завтра. – И не слушая её «папа, подожди, там Аня…», Чермен подхватил двенадцатилетнюю дочку на руки и понёс в дом.

Внутри клокотала злость – на себя, что не досмотрел, девчонка отколола номер, на холодной земле улеглась, теперь простудится, а у неё каникулы… На жену, которая болтала два часа кряду и не вспомнила о дочери. На Аглаю, которую – вот же шайтан принёс, дома не сидится…

Дверь хлопнула протестующе громко. Инга выглянула из беседки, но Чермен уже ушёл, и о том, что Роза слышала их с Аглаей разговор, она так и не узнала. Фонарь над крыльцом погас. («Разозлился, дверью хлопнул от всей души. Вот не надо было замуж выходить за дикого горца. А за кого тогда? Инге никто не нужен, только Чермен, больше никто… И свет на крыльце погасил. Темнотища-то какая! Проболтали два часа… Как теперь в потёмках идти? Ох, чуть ногу не… Шайсс! (нем.: дерьмо»)

– Всё, побежала я. Пока! – Аглая чмокнула её в щёку холодными губами, замёрзла, наверное, в беседке, – и Инга вздрогнула. Вот так же, холодно поцеловав она попрощалась с дочерью. И облегчённо вздохнула. Не любят они её, ни она, ни Виктор.

Им с Виктором хорошо вдвоём. Хорошо и комфортно. А Аню отправили в Англию, чтобы не мешала. И о том, хорошо ли ей там, Фомушкины думают меньше всего. То есть, вообще не думают.

Глава 22. Файф-о-клок

С того дня между Ингой и Аглаей словно выросла стена. Инга перестала её понимать. И не получалось, как раньше, болтать и смеяться, и жарить «в четыре руки» беляши, и печь швабские кренделя. Это стало навязчивой идеей: при появлении Аглаи думать об Ане. Она бы сейчас тоже ела пирожок с мясом, со смешным названием эчпочмак. Дула на начинку, смешно оттопыривая губы, обжигалась горячим бульоном, стекающим по пальцам… Качалась с Розой в гамаке, болтая загорелыми ногами. Сидела у них на веранде, поджав под себя ногу и жмурясь от бьющего в глаза солнца. Откусывала рассыпчатый штрудель, подставляя ладонь, чтобы не сыпались крошки, а они бы сыпались, а Инга беззлобно ругалась:

– А усвинячились обе… Роза! У тебя вся юбка в крошках! Только стряхни мне на пол, и будешь мыть веранду.

Аня с Розой переглядываются и хихикают. Говорить они не могут: рот занят штруделем. Прожевав, Роза выдвигает условие (отцовская школа, спорить не будет, но сделает по-своему):

– Я веником подмету. Потом, когда съем. Мы с Аней вместе подметём. Ма, отрежь мне ещё. И Ане.

Инге вспомнилось, как мать звала её: «Gehe hierher, Inge! Schaue an, wie sie tanzen. Es braucht man, zu sehen!» (Инга, иди сюда, скорее! Посмотри, как они танцуют. Это стоит увидеть»)

Инга смотрела, wie sie tanzen, и Аня не попадает в такт, потому что не может запомнить фигуры, и топчется, и вскрикивает…

– Ай! Ты мне на ногу наступила!

– А потому что ты не в такт…

– А помедленней можешь?

– Не могу. Это тебе не пасадобль, это джайв. Ты же сама просила показать. Вот и терпи.

Аня старается изо всех сил, и у неё начинает что-то получаться. Розовая от усилий, счастливая, смеющаяся… Роза тоже смеется, и Инга, И Эмилия Францевна… Зрелищное мероприятие, что и говорить.

Инга вынырнула из воспоминаний и неприметно вздохнула. Вздох получился тяжёлым, и Аглая всё равно заметила.

– Что ты всё вздыхаешь? Заболела?

– Да, наверное, – соврала Инга. – Ночью плохо спала, и в горле першит.

– Тогда я пойду, а ты ложись. И морс клюквенный свари, это при простуде первое средство.

Аглая уходила, и Инга оставалась наедине со своими мыслями. Мыслям не солжёшь, что заболела, даже если улечься в постель и закрыть глаза, они всё равно не уйдут. Чермен вчера на неё наорал за дочь, и не извинился даже. Кто её заставлял спать под смородиной, ведь большая уже, а такие номера откалывает. А Инга виновата.