Длиннохвостые разбойники

Мы с папой в саду были. Закричали, вдогонку бросились. Я во весь дух бегу, кричу:

– Брось, брось, брось!

Ястреб испугался, бросил добычу и улетел.

Подбежал я: лежит скворушка на земле, клюв открыт, дышит тяжело; наверно, ястреб его здорово помял.

Принёс я его домой, настелил в клетку свежей травы и положил скворца. Наутро он немного оправился – не лежал, а сидел в уголке. Дал я ему гусениц, червей. Одного червяка он съел, а больше не стал.

Папа сказал:

– Ничего, поправится. Только уж он теперь в семье не работник – ему самому сил набираться нужно. Придётся тебе помогать скворчихе детей растить. Ей одной такую семью не прокормить.

Взяли мы с папой фанерный ящичек, поставили его в саду на дорожку, недалеко от старой яблони, и каждый день я в него стал разных личинок и гусениц приносить. Скворчиха это живо приметила. Только, бывало, я принесу еду, отойду в сторону, а она уж тут как тут, подлетит, сядет на край ящика, схватит гусеницу – и прямо в скворечник. В один миг всё детям перетаскает.

Скворец мой тоже поправляться начал. Аппетит у него после болезни отличный стал. Я прямо с ног сбился, не успеваю еду носить.

Наконец скворчата подросли и начали из гнезда вылетать, а потом и совсем улетели из сада. Тут уж я посвободнее вздохнул – один у меня только иждивенец остался.

Скворец скоро совсем поправился. Стал я его понемногу из клетки выпускать. Летает он по комнате, а как проголодается, спешит назад в клетку. Ручной, ничего не боится, на плечо сядет, на голову. Как только соберёмся обедать, загремят тарелки, он прямо на стол летит, крошки со скатерти собирает. Видно, не на шутку, бедняжка, проголодался!

Очень любил он мясо. Подадут котлеты – скворец так и норовит со сковородки клюнуть. Мама, бывало, смеётся, гонит его: «Обожжёшься ведь!» А он на маму сердится: что, мол, не даёшь! Пёрышки топорщит, кричит: «Чир-чиррр!» Мы его Чир Чи-рычем и прозвали.

Накрошат ему котлету на тарелку, остудят и дадут. Он в один миг всё подберёт.

Как-то дали мясца старому коту Иванычу. Только он уселся поесть, вдруг видим: скворец бочком-бочком – и к тарелке. Мы глядим, что дальше будет. Подбежал скворец, изловчился и прямо из-под носа Иваныча кусочек мяса выхватил. Тут даже добродушный Иваныч возмутился, замахнулся на обидчика лапой; а скворец не боится – так на него и наскакивает: «Чир-чиррр!» И вдруг – тюк Иваныча клювом в нос! Фыркнул тот, затряс головой, а потом повернулся и пошёл прочь от тарелки.

С тех пор коту от скворца житья не стало: только разляжется толстый Иваныч на солнышке погреться, скворец уж тут как тут, старается за хвост или за ухо клювом схватить.

Мама его полотенцем прочь гонит:

– Ну что ты к Иванычу пристаёшь?

А скворушка норовит маму за полотенце дёрнуть: «Чир-чирррр!»

Потом прыг – и на голову ей сядет. Разбойник, да и только!

Зато с Джеком, папиной охотничьей собакой, скворушка очень подружился. Джек овсянку из миски ест – и скворец на краешек сядет, тоже поклёвывает. Уляжется Джек у себя на коврике, скворец ему на спину взлетит, выбирает что-то из шерсти, да так осторожно – никогда больно не сделает. Джек даже глаза зажмурит – видно, приятно ему.

Как-то напились мы чаю. Мама налила в полоскательницу тёплой воды, чашки помыть. Только отвернулась, откуда ни возьмись, скворец – и прямо в полоскательницу. Как начнёт в ней плескаться! Весь стол водой залил.

Мама засмеялась:

– Ах ты, негодный!

А скворец уж на двери сидит, отряхивается, пёрышки чистит.

До того осмелел – всюду лезет, всё тащит, беда с ним, да и только!

Мама терпела-терпела и наконец не выдержала.

– Заприте, – говорит, – этого разбойника в клетку. Или выпустите его.

Очень не хотелось мне со скворушкой расставаться, да ничего не поделаешь – не запирать же его, на самом деле, в клетку!

Наутро открыл я окно и снял с него сетку. Скворец мигом из клетки выскочил, слетел на подоконник и не знает, куда же дальше лететь – в комнату или в сад. А тут солнце выглянуло. Отряхнулся скворец, расправил крылья и полетел на волю. Уселся в саду на дерево, начал перышки чистить, охорашиваться, довольный такой.

Весело мне на него смотреть, как он радуется, и грустно немножко – не будет у меня больше ручного скворца!

Посидел он на дереве, потом вспорхнул и полетел куда-то. А я совсем загрустил, весь день места себе найти не мог.

Наконец позвали меня обедать. Все сели за стол. Только застучали тарелками, вдруг слышим за окном: «Чир-чиррр!» Летит мой скворец прямо в окно – и на стол. Тут уж и мама не выдержала, говорит:

– Умница ты моя! Назад прилетел, соскучился.

А скворец будто понимает – лезет к ней, прямо из тарелки варёное мясо тащит. Наелся и на шкаф взлетел.

С этого дня Чир Чирыч получил полное право разгуливать всюду, где ему только заблагорассудится: хочет – по саду летает, хочет – по комнате. Но как только, бывало, завечереет, так уж он обязательно к себе в клетку спешит.

Наступила осень. Пожелтел сад, в полях убрали хлеб, а на лугах у речки, как огромные зелёные кочки, выросли стога сена. Скворцы собрались в стаи; целые дни летали по полям и лугам или сидели на стогах.