блюдаете! Расстегнуть одну пуговицу на воротничке — единственное, что нам
позволяется.
И опять — «Взвод! В атаку, вперед!» Цепью мы проходим метров сорок,
потом Мандарин что-то кричит и машет автоматом. Ага! Перестраиваться в ко-
лонну, чтобы преодолеть проход в проволочном заграждении. А попробуй
перестроиться, если расцепились мы метров на семьдесят, а Серега из середины
рванул к проходу так, будто ему там медаль повесят. Он первый, конечно,
проскакивает этот коридор, обозначенный веточками, и, оглянувшись, видит, что
мы бежим дружной толпой метрах в тридцати. Серега плюхается на пузо,
раскидывает ножки пулемета и строчит, прикрывает наш подход. Полковник
свистит отбой.
— Лисицын! — говорит он, когда мы взмыленные возвращаемся на рубеж
атаки. — Вы сейчас положили весь взвод, тридцать жизней у вас на совести. Куда
вы спешили, Никонов? Почему не дождались товарищей?
— Пусть бегают! — Серега еще не остыл после подвига.
— Бегать нужно быстрее! — соглашается полковник, и мы бежим в третий
раз.
—
И опять мы только вырываемся из прохода — свисток, назад! Оказывается,
мы должны держаться правой бровки, слева двигается поддерживающий, нас
танк. В четвертой атаке придурковатый Сапелкии так рванул с левого края, что
влетел в проход со своим автоматом раньше Сереги — не считать, впереди
должен быть ручной пулемет. В пятый раз нас возвращают опять из-за меня — я
не успеваю пристроиться к Сереге, а в колонне мне надо быть вторым. В шестой
раз все было правильно, мы преодолели эти самые заграждения, развернулись за
танком, еще метров десять (а мы уже несемся изо всех сил), еще метров десять, и
мы грянем «Урн!» и свалимся на голову неприятеля. Но свисток. Мы
возвращаемся. Грачик лежит воронкой кверху перед заграждениями. Ладно,
похоронная команда закопает. Мандарин берет его автомат.
- В чем дело, Грачиков? — спрашивает полковник, построив
нас.— А я убитый. Имею право?
— Из-за вас товарищи побегут еще раз.
— А я больше не могу. Я убитый. Ведь на войне что бывает?
— На войне не бывает «не могу», товарищ Грачиков, на войне есть слово
«нужно»!
И последнюю атаку нас водил сам полковник. Иначе бы он нас не поднял. Он
бежал за нами метрах в десяти, и мы все сделали правильно — враг был разбит, н
победа была за нами.
Потом мы сидели в тени, неохота было даже разговаривать, и я решил, что
поедем в Сокольники — наплевать мне, какое на ней будет платье, я ее пальцем
не трону, буду лежать на спине под кустиком, и больше Мне ничего не надо. А за
обратную дорогу пусть сама платит, если поехала.
В лагерь мы шли под командой Мандарина — полковнику все-таки не надо
было бегать с нами наперегонки. С полковником остался Сапелкин. Мы шли ти-
хие и внимательные, и никто не рубил товарища по пяткам. Серж Никонов
затянул:
Мы идем по полигону,
Солнце светит высоко,
Лейтенантские погоны Заработать
нелегко.
Никто не поддержал, хотя это была все та же «Сюзанна».
Вечером — а после обеда у нас еще было два часа строевой и два физической,
—вечером, после отбоя, старшина опять гулял с нами в сторону леса. А нам уже
было наплевать. Мы уже шли как пьяные и хохотали. И даже команда «Правое
плечо вперёд!» казалась нам очень смешной, как будто мы ее в первый раз
слышали.
— Нигилисты! — встретил нас Трошкин, когда это все-таки кончилось. Он
сидел у палатки, подвернув босые ноги, и грыз украденный на кухне сахар. —
Вы думаете, потомки вам памятник поставят? Покажите мне это место. Я орошу
его солеными брызгами,
4
После завтрака старлей Гречишкин ведет нас на полигон. Снова, конечно, со
скатками, противогазами, лопатками. Ну и оружие — само собой. Идем
стрелять— поясная мишень, из автомата, одиночными выстрелами. Патроны
нам не роздали, их несет Мандарин — не жалеет начальство младших
командиров. Нам-то что, а вот Серж Никонов, наверное, очень переживает,
душевная травма у него. Но держится и пулемет свой прет как ни в чем не
бывало. Пулемет нам на полигоне не понадобится, мой гранатомет тоже. Но
несем. В армии главное что? Порядок.
Свою пустую сумку я тоже тащу, хотя ею даже в рукопашном бою не
убьешь. Разве что заставишь противника ее проглотить. Но сумка здоровенная,
пока он будет глотать, война, наверное, кончится. Но несу. Хорошо еще, что
полковник в нее булыжники не положил. В армии самое важное что?
Дисциплина.
Дисциплина создает порядок. Порядка без дисциплины, как известно, не
бывает. И если дисциплина требует, исполняй приказ, так как дисциплина сама
по себе есть высший смысл, и то, что угодно ей, угодно и смыслу. И не стоит
обольщаться насчет своих возможностей, не стоит вступать в личные
противоречия с высоким смыслом. Все равно тебе до него даже не дотянуться.
Да и не дадут.
Лагерь наконец кончился. Гречишкин, который все время шел сбоку, не
обращая на нас никакого внимания, встрепенулся, поправил ремень с