Длинные дни в середине лета

После завтрака старлей Гречишкин командует построение. Полковник Панин здоровается с нами. Мы кричим: «Здражелам!», а дальше кто по уставу — «товарищ полковник», кто от себя — «отец родной». Главное, чтобы громко было. А что кричишь — хоть здравицу английской королеве — никто не разберет.

— Сегодня учебно-тактическое занятие, — говорит Панин. — Взять оружие, скатки, противогазы, лопатки. Построение через пять минут. Разойдись!

Все-таки человек у нас полковник! Ничего хорошего вроде не сказал — невелика радость в такую жару скатки напяливать. И тон у него не слишком сердечный. Но стало как-то приятно, когда он подошел. Соскучились, что ли? Или обрадовались, что хоть он на горло не берет? Или уверенность его понравилась — если он так серьезно говорит, значит, не зря мы здесь крутимся.

У нас в каждой группе (а для военной кафедры группа — это взвод) свой полковник. Есть бешеный, со сросшимися бровями Шевченко. Когда он орет, сразу думаешь, какое счастье, что полковники на занятия без оружия приходят — этот выстрелить может. На экзаменах он своим ниже четверки не ставит.

Есть выдумщик Сакеев. Он ребятам такие вводные дает, что прямо война с марсианами. А они и рады стараться. У них во взводе, который на ящике с песком обозначается только фигурной скобкой, у каждого солдата есть фамилия и про каждого солдата известно, что он может. Ручной пулеметчик у них Герой Советского Союза. Его то и дело в засаду посылают, и он им целую роту противника кладёт. Почему-то у них в составе взвода самоходка действует — трофейная, говорят, от начальства спрятали. Они ее в атаку не посылают (заметят и сразу отберут), но при бое в глубине обороны противника или при отходе на заранее подготовленные позиции она их крепко выручает. Заиграются и на перерыв не выходят.

Есть лысый, маленький Скоков. Он, дав обстановку, поднимает и спрашивает: «Ваши личные ощущения?» Тут можешь выдать поток сознания, можешь говорить хоть час — не перебьет, только на самом деле представь, что все это началось. Он все выслушает — про мать, соседей и последнее свидание, а потом скажет: «Понятно. А задача, по нашим сегодняшним представлениям, будет решаться так...» На экзаменах он всем ставит трояки, но если тебе важна отметка — на повышенную тянешь или ты общественный деятель и тебе лишняя тройка ни к чему, то скажи заранее — поставит пять.

А у нашего Панина нет никаких странностей. Аккуратный и точный. Встает каждое утро в шесть — сам говорил. Каждую неделю ходит в парикмахерскую. Прическа у него одна и та же — мальчишеский полубокс, который никак не скрывает прямоугольный, как патефон, затылок. Держится ровно, без выкрутасов. Ставит двойки, тройки, четверки — кто как отличится. Пятёрки у него получает только Серж Никонов, он весь ВУП наизусть выучил. Одна особенность, правда, есть — он никогда ничего не забывает.

Мандарин орет: «Выходи строиться!», а я никак не могу застегнуть ремень с надетой на него лопаткой. То под ремень лезет хвост от скатки, то противогаз, то эта хреновая труба-гранатомет. Все это хозяйство, висящее сзади, я норовлю приподнять, как баба подол, чтобы протянуть ремень, и, когда это у меня наконец получается, оказывается, что ремень я держу не той стороной. А Мандарин надрывается! Как бы ящик для гранат не забыть.

3

Мы похожи на новогодние елки — увешаны со всех сторон и звезда у каждого на лбу. Хорошо, что идем лесом — не жарко, но эта скатка обнимает жарко, как негритянка. А может, и жарче — не знаю я негритянок, я дома живу.

Но и в общежитии негритянок не густо. На нашем факультете их, например, нет совсем. Есть, кажется, на экономическом. И еще на филологическом — у них там кого только нет. Значит, нужно идти на другой этаж, в чужую гостиную. А танцы начинаются как следует только в одиннадцать. А без пяти двенадцать тебе уже нужно быть в бюро пропусков, иначе (раз не проживаешь в общежитии и задержался) ты получишь свой студенческий билет только в учебной части и распишешься, что с приказом о выговоре познакомился. А разве за пятьдесят пять минут успеешь? Потом еще нужно будет вспомнить, в какой комнате оставил плащ, а к хозяину тоже, может, уже так просто, не попадешь. Нет, не успеешь — лучше не пробовать.

Так ведь и попробовать не дадут. Во-первых, их мало. Во-вторых, так она тебя, принца, и ждала, у нее наверняка хахалей навалом. А потом — оперативный отряд.

Откуда только они берутся? Нет, я серьезно. Вот мы юристы, через год, как раз в это время, будем спихивать госы, а дальше... что ж, друзья, душой и сердцем чисты, как в песенке поется, начнем вкалывать. Ребята пойдут в прокуратуру и милицию, почти все на следственную работу. Про нее мы уже кое-что знаем — и теоретически и практически и согласны ею заниматься. А в оперативном отряде, где работа самая сыскная, нет ни одного юриста.