Длинные руки нейтралитета (СИ)

  Новое вооружение для этого корабля, оказавшееся весьма пригодным и для сухопутных целей - два. Правда, никто не упомянул о калибре ядер, сказано лишь, что это гранаты с огромной взрывчатой силой. И опять же ни слова о конструкторе.

  Новый вид особо скорострельных ружей - три. Правда, отмечалось, что дальнобойность не уступает штуцерной, но о реальной скорости перезарядки ни слова. И опять же: полная неизвестность о создавшем их оружейнике.

  И общая черта всех этих новшеств: ничего и никто не сказал о том, сколько они стоили казне. А это куда как важно.

  Вывод: фактов недостаточно. Значит, надобно отыскать того, кто мог бы дать исчерпывающие объяснения всему этому. И сей человек должен быть в невеликом звании, потому что такой, если он не дурак, не может рассчитывать на огромную награду - не по чину - а равно и на блистательную карьеру при дворе. Следовательно, можно ожидать объективность хоть в какой-то степени.

  Перелистав несколько докладов, самодержец российский нашел фамилию: Семаков. Дворянин (иначе бы не стал флотским офицером), но роду незначительного. До войны имел чин лейтенанта, потом повысили до капитана второго ранга. Командовал тем самым кораблем, что причинил наибольший ущерб флоту союзников: утопил или повредил не один, а много неприятельских вымпелов. А успешный капитан просто обязан знать все, что касается корабля, которым командует. То есть именно этот человек в состоянии ответить пусть не на все, но уж точно на большинство вопросов.

  Николай пришел к промежуточному решению и потому даже слегка улыбнулся. Вызвать этого моряка в Петербург, назначить аудиенцию и расспросить подробно. Время пока что имеется. А уже по результатам полученной информации подумать как следует и решить уже окончательно: что делать во внешней и во внутренней политике.

Глава 33

  Как ни странно, из европейских держав первой откликнулась на сенсационную новость австрийская монархия. Ее источники большей частью находились в Санкт-Петербурге. До столицы Российской империи новости доходили хоть и не мгновенно, но достаточно быстро. У многих высших сановников Российской империи разгром мощной эскадры силами всего двух кораблей вызвал, самое меньшее, оторопь. И она отозвалась действиями в Вене.

  Австрийский министр иностранных дел Буоль не вызвал российского посланника князя Горчакова в свое министерство. Как можно! Это была наилюбезнейшая просьба прибыть ради консультаций.

  Беседу господин министр вел в самых дружественных тонах. Он многословно уверял, что конфронтация между двумя несомненно родственными (по духу) монархиями равно невыгодна им обеим, и что он, Буоль, готов в приватной беседе обсудить вопрос о вещественных мероприятиях, направленных на снижение напряженности.

  Горчаков, в свою очередь, был лучезарен в мимике и речах. Правда, он не получил инструкций от Певческого моста[26] , но факты в его распоряжении были. Кроме того, князь был отменным дипломатом. В ответном слове он подтвердил, что, конечно же, согласен с мнением австрийского коллеги о недопустимости военного конфликта, что Россия мечтает лишь о мире на своих южных рубежах и что Турция, без сомнения, займет более дружественную позицию по отношению к Российской империи, в частности, в вопросе о проходе боевых кораблей через Босфор и Дарданеллы.

  Буоль продолжал улыбаться, но намек он понял, и внутри у австрийского верховного дипломата поселился громадный кусок льда. Австрия имела выход к Средиземному морю. Среди починенных министра нашелся человек, который поведал начальству о не очень-то потаенном смысле названия 'Морской дракон' - эта рыбка в тамошних водах водилась. Достойный своего названия смертельно ядовитый русский корабль, пройдя сквозь турецкие (пока что) проливы, мог без особых затрат времени дойти до Триеста. Во всем австрийском правительстве вряд ли нашелся бы чиновник, оценивающий возможности австрийского флота выше, чем французского, не говоря уж об английском. А ведь в сражении при Кинбурне принимал участие еще один корабль Российского императорского флота, пусть не такой быстрый, но вооруженный не хуже. Прорыв этой грозной парочки в Адриатику означал бы быстрый и бесславный конец Австрии как морской державы.

  Буоль чуть ли не клятвенно пообещал употребить все свое влияние, чтобы все возможные препоны для установления истинно дружественных отношений между двумя великими европейскими державами были в самом ближайшем времени устранены. Горчаков, как легко догадаться, заверил в ответ, что не сомневался и не сомневается в именно таких настроениях австрийского монарха и его правительства.

  Кардинально иные настроения воцарились в Лондоне и Париже.

  Генри Темпль, виконт Пальмерстон[27] , только что сменивший на посту премьер-министра Джорджа Гамильтона-Гордона, графа Абердина, мог выражать и испытывать какие угодно чувства относительно России. Однако британские премьеры в своей деятельности обязаны руководствоваться не только ими и даже не столько ими. Для принятия взвешенного решения нужны были факты. Последовал вызов на ковер нужного человека.