Длинные руки нейтралитета (СИ)

  Никто не мог бы сказать, чем вызван скверный вид вице-адмирала: то ли горем от потери непосредственного начальника и друга (а Нахимов и уважал, и любил Корнилова), то ли свалившейся дополнительной ответственностью, то ли тем, что отныне некому будет брать на себя взаимодействие с вышестоящими светскими и военными лицами. Возможно, сыграли роль все три фактора. Вот почему Семаков счел нужным построить свой доклад Нахимову совершенно не так, как раньше:

  - Ваше превосходительство, есть хорошие новости.

  Дождавшись ответной мимической реакции, командир 'Морского дракона' продолжил:

  - Во-первых, наш рейд на транспорты был успешен. Сожжены запасы пороха, уже выгруженные на берег, также утоплены четыре транспорта, по неподтвержденным данным, погиб иной груз, в том числе пополнение конями. Во-вторых, я получил извещение, что готовятся к поставке два гранатомета, предназначенных для сухопутных действий, но с другим боезапасом: более дешевым и в большем количестве.

  - Селенгинский редут надобно выручать-с, - резко прервал доклад адмирал. - Да и Волынский скоро под обстрел попадет.

  Семаков вел себя подобно опытному царедворцу: все возражения, поправки и добавления начальства он просчитал заранее.

  - Так точно, ваше превосходительство, им лишь продержаться два дня. А там подоспеем с подмогой. Даже один гранатомет на редут, как полагаю, существенно облегчит положение. Осмелюсь также предложить обучение как офицеров, так и нижних чинов на Камчатском люнете. Например, поручик Боголепов, которого откомандировал на 'Морского дракона' генерал-лейтенант Васильчиков, уже кое-что видел. Равно полагаю возможным обучение флотских артиллеристов. Все равно командиры гранатометов понадобятся что на Селенгинском, что на Волынском редутах. У меня же больше нет.

  Семаков немного исказил истину: лейтенант Мешков вполне мог бы исполнять обязанности командира батареи (или хотя бы одного гранатомета). Да и он сам по артиллерийским умениям был не из последних. Но как командир 'Морского дракона' капитан второго ранга подумал, что если планируется выход в море, то руководить им должны капитан и старший помощник. У Нахимова не могли иметься причины для отказа. А учебный выход был просто необходим: лучшие комендоры попали на Камчатский люнет.

  Но события пошли не так, как предполагалось.

  Есаул Вернигора был, вопреки обыкновению, сух на грани жесткости.

  - Хорунжий Неболтай, этой ночью вам надлежит разведать степень готовности неприятеля к обстрелу Камчатского люнета и к атаке такового пешими силами неприятеля.

  Не желая хоть как-то раздражать и без того взвинченное начальство, Неболтай ответил:

  - Будет сделано!

  И удалился готовиться к вылазке.

  У есаула имелись основания для недовольства. Он крепко подозревал, что пластунам Неболтая, а заодно и другим казакам будет предписано оставаться на люнете, дабы прикрыть артиллерию - а это была задача для пехоты, и нечего ради такого дела рисковать лучшими казацкими пешими разведчиками.

  Что до хорунжего, то на дело он взял с собой лишь тех, у кого были иноземные пистоли.

  Вылазка прошла почти гладко. Слово 'почти' хорунжий мысленно использовал, поскольку звук от пистолетных выстрелов, хотя и негромкий, все же заставил врагов насторожиться. 'Чпок', больше всего ассоциирующийся с откупориваемой бутылкой, обратил на себя нежелательное внимание - возможно, как раз потому, что навевал на мысли о выпивке. Это чуть не стоило успеха пластунам, но супостатов, впавших в беспокойство, удалось с некоторым трудом утихомирить.

  Положительный результат имелся и даже вполне весомый (примерно пуда четыре с половиной). Им был рядовой артиллерист английской батареи, которого упаковали со всей пластунской тщательностью и доставили в расположение своих на люнете. Сам Неболтай был не слишком искушен в чужеземных языках (маэрский не в счет, понятно), а его товарищи - и того меньше, и по этой причине допрос проводили уже другие люди.

  Кое-какие трофеи пластунам тоже достались. Большей частью это было оружие (захватили даже один штуцер, невесть откуда взявшийся у орудийной прислуги), но и денежки чуть отяготили казацкие карманы.

  Но чувство, предупреждающее о надвижении чего-то опасного, не давало хорунжему спать спокойно. К тому же есаул запретил покидать люнет. В результате Неболтай разрешил своим спать, а сам пошел быстрым шагом в сторону батареи Шёберга.

  - Стой! Кто идет?

  Казак чуть слышно, но явно одобрительно хмыкнул. Молодец мичманок, наладил караулы.

  - Свои, братец. Вызови старшого. Скажи: хорунжий пластунов Неболтай тут. Мне бы по делу с мичманом переговорить.

  Прошло не менее десяти минут, прежде, чем чуть заспанный, но настороженный Шёберг подошел к посту. Разумеется, казака он узнал мгновенно. Правда, не в лицо (еще не рассвело), а по голосу.

  - Доброго здоровьичка, Иван Андреевич.

  - И вам не хворать, Тихон Андропович. Слушаю с прилежанием.

  - Были мы тут у неприятельских траншей. Вот что там оказалось...

  Последовал рассказ на пять минут.

  Шёберг долго не думал.

  - Так вы полагаете, они с рассветом начнут?