Длинные руки нейтралитета (СИ)

  Старший помощник Юсуф сразу понял мысль капитана. На успех погони можно было рассчитывать, только повредив корпус удирающего баркаса или, в крайнем случае, машину.

  - Картечью, эфенди.

  - Командуй, топчи-баши[13] .

  Этим титулом капитан высказал суть насмешливое уважение старшему помощнику.

  Артиллеристы не проявили большой расторопности, если судить по английским, французским или русским меркам. И все же не прошло и двух минут, как первое из трех бортовых орудий рявкнуло, посылая картечь в сторону баркаса, который к тому моменту находился на дистанции около двух кабельтовых. Выстрел был из удачных. Баркас заметно вздрогнул корпусом.

  - Затыкай пробоины! Вычерпывай!

  Одна из образовавшихся дырок в борту, собственно, не нуждалась в срочном ремонте, ибо находилась чуть ниже самой близкой к носу уключины. Со второй было хуже: она располагалась почти на ватерлинии, и вода хлестала сквозь нее неравномерной струей, но ближайший матрос заткнул пробоину собственной бескозыркой.

  Пока экипаж трудился, вычерпывая воду парой черпаков, ахнула вторая пушка и почти сразу вслед за ней третья. Вот она-то наделала дел больше других.

  - Рука! Убили! Помогите, братцы!

  Молодой матрос Игрунков изо всех сил жмурился, чтобы не видеть того, во что картечина превратила руку выше локтя. Собственно, руки уже почти не было: то, что от нее осталось, висело на остатках кожи и чудом уцелевших связках.

  Боцману даже не понадобилось отдавать команды: товарищи все сделали сами.

  - Перетягивай же, да плотнее! Тришка, на-ка, хлебни винца. Да придерживай руку, мать твою якорем!

  Баркас, вздевши нос, набрал самый полный ход, уходя от преследования. За кормой вздымался огромный, выше транца, бурун и тут же опадал: 'Гладкая вода' работала исправно. Однако от погони отрывались медленнее, чем хотелось бы.

  Кроеву незачем было вмешиваться в заделку повреждений в оказание первой помощи раненому: там справлялись и без него. Командир баркаса напряженно вглядывался в освещенный луной борт неприятельского парусника. Боцман не был артиллеристом, но суету на шканцах видел отлично. Плохо различимые и потому с виду нестрашные рыльца пушек еще можно было разглядеть, но при таком освещении их поворот в сторону цели не засек бы никто.

  Раненого уложили на дно баркаса. Игрунков громко стонал. Его подбадривали:

  - Ты не переживай, Триша, до госпиталя доставим, а там Марья Захаровна возьмется.

  - Она дело знает, эт точно. Да взять хоть унтера Зябкова...

  Ближнее к баркасу орудие пыхнуло облаком дыма, через пару секунд донесся звук выстрела, но наводчик подкачал: картечины хлестнули по воде далеко за кормой. Все же артиллеристы с 'купца' - совсем не то же, что умелые вояки с боевым опытом. К тому же скорость баркаса сильно недооценили.

   Почему-то две другие пушки так и не выпалили. Никто из экипажа баркаса не угадал причину. Таковая, конечно, существовала. Кораблик ушел далеко вперед; в результате бортовые орудия не имели возможности взять русский баркас на прицел. Турецкий артиллерист увидел диспозицию и отказался от напрасной траты зарядов. Среди русских моряков не нашлось такого, кто бы расстроился от подобного оборота дел.

  Кроеву пришлось заложить порядочный крюк, выйдя в открытое море. Из-за этого в порт пришли через два часа после выхода из грота. В госпиталь раненого доставили и того позже. Дежурил сам Пирогов; он, увидя характер ранения, тут же отправил Игрункова на операционный стол и ампутировал то, что осталось от руки. Когда Игрункова, все еще не отошедшего от наркоза, отнесли в палату, за окнами уже светало.

  А наутро в палату впорхнула разрумяненная с морозца молодая женщина.

  - Вот она, Марья Захаровна, - послышался театральный шепот справа, - ежели возьмется руку лечить, то почитай за великое счастие. Свечку угодникам святым поставить не забудь.

  Молодуха присела на кровать.

  - Ну-ка, что там с рукой... - произнесла она с отчетливо иностранным выговором, - ...это тебе, братец, хорошо прилетело... да, не повезло...

  В палате нависла гробовая тишина.

  - ...четыре недели проваляешься, прежде чем новая рука в порядок придет. Теперь будем чинить...

  Вся палата разом вспомнила, что дышать можно, и принялась это делать.

  Сколь ни любопытны были отдельные раненые, никто не осмелился не то, чтобы подойти - даже лишний раз глянуть на работу госпожи доктора.

  Часов ни у кого из нижних чинов, обитающих в этой палате, разумеется, не было, но все поняли, что работа была не из малых. На самом деле Мариэла трудилась почти полный час. Наконец, она встала. Последовали приказы:

   - Сейчас лежать. Руку закутают в особую повязку. После этого разрешаю вставать и ходить, но с осторожностью, а руку ни в коем случае не трогать и в ход ее не пускать. Иначе... унтер-офицер Ключевской!

  - Я!

  - Приглядеть за этим раненым! Сам знаешь, что нужно.

  - Слушаюсь, госпожа дохтур!

  - Я буду наведываться сначала ежедневно, потом пореже. А теперь посмотрим остальных.