Длинные тени грехов

— Вот, извольте ли узнать, сударь мой, — бывший денщик поведал мажордому о синяке на лбу Перпетуи, точно описал его форму, после чего указал на кустарник. Ван Келлер слушал внимательно, не перебивая, по ходу рассказа Степана мрачнея всё боле.

— И ты думаешь, что это и есть та вещь, которой старуху по головье ударильи? — спросил он.

— Да похоже на то. Посмотреть бы надо, что за штука, — после чего Крайнов извлёк из куста небольшой, но очень тяжёлый предмет, — ух, это же называется… как бишь его?

— Сие называется «пресс-папье», — голландец внимательно осмотрел находку, — и вещьичка мне знакомая, — кивнул он, убедившись в правильности своей догадки.

— Эк, сударь, тоже мне открытие! — хмыкнул Степан, — я и сам множество раз видал штучку на столе у его сиятельства.

— Да, она из набора, — согласился мажордом, — князю подарен в прошлом годе послом английским. Но как пресс-папье тут оказалось? Кто-то украл оное из кабинета его сиятельства! Что за дела творьятся в этом доме? Кругом разбойники и воры!

— Но зачем тащить сюда пресс-папье это самое? — пожал плечами Крайнов, — И бить им по голове несчастную бабку?

— А мы ещьё проверим — им ли ударили, — решительно заявил Ван Келлер, — надо приложить его к синьяку. После этого станем делать выводы, так?

Степан вынужден был согласиться, что так. Скрипучий и нудный голос голландца раздражал его, как, впрочем, и всех остальных. Но нельзя было не признать, что мыслил тот довольно здраво.

Через двадцать минут вернулись они во дворец с новыми сведениями, и осознанием масштабов происшедшего. Оба были напуганы, хоть по разным причинам. А выходило вот что: Перпетую ударили по голове тяжёлым пресс-папье, взятом со стола в кабинете Александра Даниловича, После чего столкнули в яму. И теперь, вернувшись в дубовый кабинет, Ван Келлер приказал подать горячий шоколад и не только не стал по своей старой привычке гнать Степана прочь, но и снизошел до того, что предложил тому сесть.

Шоколад, терпкий и обжигающий, поданный в крохотных чашечках голландского фарфора, до некоторой степени примирил бывших недругов и заставил обратиться к проблеме насущной, от решения коей зависело ближайшее благополучие и будущее практически всех обитателей огромного дворца.

— Вот, стало быть как, сударь, — покачал головой Степан, — ударили Перпетую по голове, убили, выходит. Баба она, надо сказать, сквалыжная была, но чтобы так…

— И тем не менее, факт мы установьили, — хмуро ответил мажордом, осторожно поставив чашечку на блюдце, — её убьили. Как — поньятно. Но вот зачьем?

— Так я же вам, сударь, об чём толкую? — Крайнов нахмурился, — Баба она была…  — он замолчал и посмотрел на вскинувшего брови Ван Келлера, — Ну да, верно, мало ли на свете бабёнок стервозных — не убивать же за это… И зря погрешили вы на блаженную нашу — никому она зла не сделала.

— Что не доказано фактами, а является лишь гипотезой, на веру принимать не дòлжно, — согласился мажордом, но заметно было, что недоволен он, что-то беспокоит его, тревожит.

— Есть ещьё вопрос немалый, — голландец достал из ящичка свои бумаги, — не мне, конечно, приказы его сиятельства обсуждать, но некий… Аким Зотов ведь повадьился ходить к вам, и даже по дворцу его как будто водьили — немыслимо! Так?

— Водили, а что же, — согласился бывший денщик, — но тут дело такое: как только этот самый Акимка у нас появился, так и началось…

— А, про то знаю, — поджал губы Ван Келлер, чтобы Степан не подумал: может для него что-то пройти незаметным во дворце, — госпожа кастелянша мне сказывала.

— Да, Анна Николаевна изрядное беспокойство по поводу торговца этого ушлого выказывала.

— И, тем не менее, мне доложьила только постфактум, — в голосе мажордома прозвучало негодование.

— Что, простите, доложила? — удивился Степан.

— Не важно. Юношу сего взял я на заметку. Но мог ли он убить старуху?

Крайнов подумал, вспоминая всё, что на Акимку собирал в памяти своей.

— Ну, сударь, положа руку на сердце — зачем ему было её по голове бить? Он же к ней дорожку протаптывал, зачем-то Перпетуя наша ему понадобилась.

— Вот! — Ван Келлер поднял вверх указательный палец, — в старухе союзницу искаль, она ему живая нужна. И мог ли он во дворец пробраться ночью?

— Допустим, сама Перпетуя его и могла пустить тайно, — помял затылок старый солдат, — для каких-то целей неблаговидных. Ну, так, а её-то тогда какого чёр… зачем убивать? И потом, я давно за ним наблюдаю — нет, не нашёл он ещё сюда ходу.

— И что это всё значит, а? — вопрос подразумевал, что доводы бывшего денщика мажордом принял.

Степан растерялся — он ещё не до конца понял, куда клонит упрямый голландец, но смутные подозрения сходного толка уже тревожили его честное сердце.

— Понимаю, сударь, понимаю… Так выходит, что ударил Перпетую по голове кто-то свой, домашний…

— Именно так, герр Крайнов, — подвёл неутешительный итог Ванн Келлер, впервые удостоив старого солдата обращением благородным, — я опрошу всью прислугу, досконально опрошу, бьез всяких увьёрток! Надобно выяснить, кто посмел взять вещь со стола его сиятельства. Вижу в сём поступке злой умысьел!