ДМБ-2000 (66-ой - 1)

Где в армии находился сахар? Правильно, на ПХД. И не парко-хозяйственный день, хера.

Пункт хозяйственного довольствия? Не знаю, за всю службу не раскрыл секрет страшной аббревиатуры, да и ладно. Все и так всё понимали — на ПХД можно пожрать. А по духанке это пиздец как актуально, если честно. Возможно — сейчас мир стал лучше, военные честнее, а пункты довольствия чище, вкуснее и разнообразнее, возможно.

— Там дают колбасу, сок, яйца каждый день, — говорили деды перед отправкой нас на выезд.

Сечка, перловка, пустые типа щи, гречка-размазня, килька, ещё килька, ещё больше кильки Богу кильки, блядь. Где-то на второй недели овса вперемежку с макаронами, сваренными как каша и гороховым пюре, сваренным как суп, мы с пацанами спиздили большую банку томатной пасты. Кондовой советской пасты, по ГОСТ, сладковато-солёной, сделанной из томатов с яблоками, лучком и прочими полезными элементами питания. На кой ляд нам потребовалось уворовывать с ПХД жестянку в пару-тройку килограмм весом и прятать её в распалаге?

Да всё, как водится, было просто: с ней оказалось тупо вкуснее. Кружка с красным пюре ложилась в чей-то карман, чаем с её хозяином делился весь наш призыв и мы шли в столовку куда бодрее обычного. Да, перловка, сечка, овёс и даже горох на вкус были как кетчуп, но кетчуп есть куда вкуснее того жёма, бурды, варева для свиней, выдаваемых нам в бачках.

Через пару дней деды, черпаки и редкие слоны переняли наш опыт и где-то к концу месяца томатную пасту охраняли на ПХД чуть ли не как магазины для АК в карауле.

— Ёбнулись они чтоль совсем, бойцы эти?! — злился прапорщик как-то его там с грузинской фамилией, командовавший ПХД, — на кой хер они её жрут со всем?! Захожу в палатку, у всех красные крышки с котелками, блядь! И паста проёбывается и проёбывается!

Он делился своим справедливым расстройством с командиром АГС на ПХД, в маленькой палатке, где мужики жарили себе картошку на ужин, мешая её с яйцами и копчёной колбасой. И на кой хер нам была нужна томатная паста, верно?

Волчок уволился, вместе с ним пропали всякие ништяки с балабасами, пусть и до поры до времени. Мы были духами и многого не понимали, особенно неясно было с нежеланием дембелей есть обычную еду. Кто-то, ясен пень, выёбывался, мол — неположняк дедушке общую пайку жрать, заберите ебучее масло духи, жертвую с барского плеча. Кто-то, на полном серьёзе, устал от тошноты выдаваемого говна. Кто-то чуханил, просто и незамысловато, прикрываясь какими-то дембельскими принципами и оставаясь теми самыми чуханами, которыми быть западло. В общем — девяностые превращали обычных людей в монстров, мыслящих совершенно непонятными на гражданке категориями.

А, да — балабас — нечто вкусное и, чаще всего, не из довольствия.

Через год с небольшим меня занесёт в полк. В полк — это штаб, саперы, кинологи, связисты, РМО, ядро артдивизиона и пара рот с батальонов на охранение. Меня занесёт на полторы недели, оттуда уеду к Гусю, а на полковом ПХД пацаны-повара будут смотреть на меня глазами щенков, встретивших забредшего уличного хулигана. Я упру с собой сколько-то «докторской» для комполка и спокойно, с чувством, с толком, с расстановкой, попью чайку, сделав себе и санинструктору по два бутерброда. Всё это будет потом, всё это будет, включая «нескафе», галеты и, лениво и неохотно, сыр с тушёнкой под самое увольнение.

А пока…

— Пацаны, есть что сладкое?

Пацаны, прибиравшие власть вместо Волчка, показали на мешок с сахаром. Дают — бери и не корчь из себя сноба. Кружка спала в котелке, и, став тяжёлой от белого кристаллического песка, перекочевала в карман бушлата.

Я стоял на своей любимой «кукушке», стоял и смотрел на засыпающее Первомайское, на совершенно незаметный Кавказский хребет, на светящиеся огни в горах, на начавшую успокаиваться заставу. Смотрел и медленно, ложкой, ел гребаный сахар-песок. Ел, запивал водой с фляги и думал обо всём на свете.

Было вкусно.

Зиндан

Зиндан — дырка в земле, колодец, откуда не выбраться без чужой помощи. Хуже всего в зиндане, как мне кажется, холод. Зинданы у нас в полку вырывали чуть ли не первым делом, выезжая в командировки. Первым делом у нас рыли ячейки и, отдельно для озадаченных косячников, выдавалась самая мякотка — сортир.

Зиндан есть выдумка давняя и страшноватая. Её корни далеко-глубоко в милых забавах всяких азиатских народов. Забавы имелись разные, ориентированные на имеющиеся возможности и погодные условия. И, порой, на религиозные убеждения. В общем, как любому восточному сатрапу хотелось, так и отправлял он человека в зиндан перед прочими гадостями. Повялиться, помучиться. Попотеть от страха в ожидании самих гадостей.

Когда шах-ин-шаху желалось помучить вельможу, забившего на повелителя кизилбашей большой да толстый, шах-ин-шах мог поступить по-разному. Зашить в воловью шкуру и, хорошенько её намочив перед этим, да оставив наружу лишь голову паскудника, оставить на самом солнцепёке. Арабистан, солнце, высыхающая кожа… Пиздец, в общем, котёнку, срать не будет.