ДМБ-2000 (66-ой - 1)

Четверть века назад наш мир неожиданно закрылся, оставив нас внутри пузыря застывшей реальности. Там, за её границами планета жила своей нормальной жизнью, здесь же, за стенами ППД и посреди степей, предгорий, пролесков, разбитых советских коровников и просто куска убитой дороги всё оказалось иным.

Четверть века назад обе столицы рвали в клочья серо-грязное покрывало остатков девяностых, желая шагнуть в цветную жизнь нового тысячелетия, с совершенно иными звуками, запахами и вкусами. Вернее, старыми, но размазанными маскирующими усилителями и прочей лабудой. Кинотеатры снова начали ждать посетителей, в их залах больше не дымили, менты всерьёз взялись за барыг с точками и понятие «мазёл» пропадало из лексикона молодёжи, а одноразовые шприцы, использованные с десяток раз, из подъездов, беседок детсадов и школьных сортиров. Пицца, бросаемая черепашками-ниндзя в экран телика вдруг начала приобретать физическое воплощение, а запивать её только колой или фантой становилось не так и модно, добрые-советские байкалы с тархунами решительно реанимировались на волне патриотическо-нефтедолларового подъёма, оперативно вытеснившего последствия дефолта.

Нам чем-то истинно кайфовым казалась банка сгухи, несколько кусков копчёной дешёвой колбасы и хлеба вдоволь, а ещё — тупо поспать.

Ценности меняются самой жизнью, знай, успевай следить.

Четверть века назад, 31-го мая девяносто восьмого мы уже вытряхнулись из вагонов электрички, привёзшей нас в Ахтырку, и расселись на лавках камазовского кузова. А первая летняя неделя ждала нас новизной ощущений и сломанной личностью, сросшейся заново и ставшей совершенно иной.

Перед нами лежала дорога длиной в два года, сколько-то километров асфальта, грунта и даже уложенных бетонных плит, сколько-то тонн поднятых и перенесённых грузов и сколько-то кубометров вырытой и выкинутой земли. Мы пока ещё были равны друг перед другом, не поделенные ни на рядовых с сержантами, ни на шаров с чуханами, ни на спецов с гансами. Прошлое никого не интересовало, настоящее оказалось намного важнее.

Дети умершего Союза, хулиганьё и гопота рабоче-спальных районов, сёл с деревнями и рабочих посёлков, набравшиеся почти зоновских пацанских понятий, знающие про ханку куда больше, чем о Толстом или Тарковском, носившие джинсы-трубы и спортивные абибасы, курившие сразу после начальной школы и из спорта ценившие прикладные мордобойные секции — мы тупо служили, не сумев отмазаться и не думая о каком-то боевом братстве, бла-бла-бла. Мы просто нашли друг друга на оставшуюся жизнь, став друзьями. Через четверть века некоторых призвали второй раз, превратив ночной кошмар в реальность.

Человек создан для многого и, в том числе, для войны, равнодушно смотрящей на нас с вами с начала веков. Вот только привыкают и любят войну далеко немногие, а нормально воевать могут лишь по-настоящему рождённые для неё. Хотя, конечно, у войны имеется немало странновато-привлекательного, затягивающего с головой, засасывающего как болотная топь.

Вот только как-то совершенно не хочется узнавать о ком-то из своих, вдруг погибших на новой войне спустя четверть века с нашей первой.

Но они уже есть.

И от этого не уйти.

Ложки

Ложка есть вещь строго индивидуальная, личная и необходимая, а процесс использования ложки штука интимная и вообще, требующая определённого подхода. И ещё её могли… увести.

Если же честно, то такое было возможно только в армии девяностых, где не хватало всего подряд, кроме, пожалуй, эмалированных кружек в котелках для выездов и каменно-угольной ваксы, такой же твёрдой аки антрацит и такой же чёрной, как его вездесущая пыль. А вот ложки, самые обычные ложки из нержавейки, превращались в те самые вилки от «Квартета И».

— Тебе взяли и запретили есть вилкой!

— Кто запретил?!

— Да какая разница?!

Просто случившиеся время, место и события, не запретили, а отняли возможность открыть ящик стола и взять нормальную ложку, что дали, тем и черпай. Или шарь себе не люминий, само собой.

В детстве у деда с бабушкой по какой-то причине пользовались уважением деревянные ложки. Не простенькие, резаные из липы, а покрытые цветным рисунком и лакированные, не облупленные кроме кончика, где в ход чаще всего шли зубы. Там-то ложка страдала, являя миру свою деревянную суть и всё тут. Как сейчас помню — у моих стариков картинками служили грибы с жёлудями, скромные, коричнево-зеленоватые, а вот мне мама принесла мажорскую ало-чернёную, с Золотой, в рот компот, рыбкой.

В 2011-ом, из ностальгии и восхищения, в выставочной юрте у уфимского Курултая прикупил расписную деревянную сыну. Само собой, узоры оказались травяными и с обязательным кураем, преобладающим цветом стали оттенки зеленого, а сама ложка не пригодилась, сынище ценил десертную мельхиоровую из советского набора «Дубок» от Кольчугинского завода.

Но речь то про армию и ложки, само собой. И про глупости, дурости да шизанутости замкнутого кастового сообщества вообще и армейской дедовщины девяностых в отдельном порядке.