Взвод молчал, осознавая собственный косяк, и ожидал наказания. Утром, на пробежке, взвод окучил сержантов-слонов и срезал, заканчивая зарядку. Все бы ничего, но вмешались два обстоятельства: наличие комроты у мостка, ведущего в учебный центр и отсутствие заместителя командира взвода, решившего немного дольше давануть на массу, передав бразды управления нашим стадом только-только прибывшим сержантам.
Командир роты, с самого утра выглаженный до состояния «порезаться можно» от складок кепки до клапанов кителя, в своих зеркальных берцах и ремнях портупеи с планшеткой, смотрел на нас как на бабуинов, стоило нам вывалиться из кустов. Кусты говорили о плохо проведенной зарядке как об очевидном.
— Взвод в расположение, сержанты ко мне, с командиром взвода и… — он поморщился, не обнаружив замка. — И его заместителем. Бегом!
Вообще, дело пахло керосином. Взводный наш мужик хороший, а теперь мы его подставили. Даже стало обидно-напряжно в ожидании неотвратимости наказания за залет.
— Кто у вас командир? — поинтересовался только приехав Плакущий. — А, Сепыч, маленький рыжий буйвол…
Почему Сепыч вдруг стал буйволом так и осталось непонятным, в отличие от маленького с рыжим, так оно и было.
И вот теперь, на утреннем разводе, получив порцию очень свежих от него, отправившегося вместе с ротным выгребать от командира учебки, мы остались один на один с очень, очень-очень, злым Стёпой.
— Чо напряглись, тела? — Стёпа прошелся вдоль нас уже раз в пятый, на глазах бронзовея и наливаясь яростью. — С сержантами после отбоя поговорим, а вы пока расслабьте булки, сынки и не писайтесь. Вопросы есть?
Тут Славка, может от общей моральной усталости, может желая разрядить и спросил про «стрелять». Стёпа явно не заценил такой бурый подкат.
— Не терпится? Вот ты у меня, как оружие в КХО привезут, постоишь со стволом на тумбочке. Влюбишься в него, точно тебе говорю.
И как в воду глядел, хотя стоять на тумбочке со стволом Славке все же не пришлось. Нам тогда даже штык-ножей не выдавали, те присутствовали только у дежурных по КПП, контрольно-пропускному пункту.
Стёпа оказался прав, но поняли мы это все намного позже, кто по приезду в полк, кто по прибытию в учебки. АК-74М и самые легкие броники, «Кора», полюбились по самые помидоры.
В ППД, пункте постоянной дислокации, дежурства с караулами в смену выходили по два часа. На выездах счет шел от трех, а потом, в Чечне, стояли иногда как выходило, если только-только переехали снова.
Свои первые два часа караула, у штаба 2 дивизии, помнил всю службу. Бронежилет «Кора», легкий, с липучками и даже подкладкой для плеч, тянул вниз, согласно закона притяжения и непривычки к такой байде. Подсумок с магазинами оттягивал ремень, а по диагонали наверх, на правом плече, висел тот самый АК-74М, клевый, черный, с пластиком вместо деревяшек и убийственно тяжелый уже к концу первого часа.
Так что Стёпа, в очередной раз, оказался сильно прав и на какое-то время, оказавшись в полку, любовь между нами, оружием и экипировкой с амуницией была очень жестка и немного смахивала на БДСМ. Пока, само собой, мы не привыкли.
Огребли ли сержанты? Да. Получили ли мы? Так точно, целую спартакиаду на следующее утро, с отжиманиями, полтора, бабочками и приседаниями. Даже отдыхающие в сторонке спецы со своим спецвзводом явно нам сочувствовали… Сперва. А потом решили включить режим соцсоревнования, устыдившись выдержки нас, обычных ганцев, и отправили своих штурмовать сопку. Отсюда и до верха, бегом марш, возвращаемся и еще два раза. Спецвзвод явно не был нам благодарен.
Присяга
Мы присягнули. Собранные вместе волею военкоматов, зовом долга перед Родиной, Указом президента РФ Бориса Николаевича Ельцина, нуждами второй дивизии оперативного назначения и невозможностью отмазаться, откосить и всё такое. Совершенно не стоит врать о невыносимо огромном желании служить срочную.
Чебурашки, не имеющего друзей, никого у нас не имелось. Равно как преград, встававших перед патриотами. Да и патриотами, надо полагать, мы тогда особо и не являлись. Да и с чего бы, если вдуматься?
Родились в одной стране, с дедушкой Лениным, пионерскими галстуками, газировкой по 3 копейки и солдатиками Донецкого завода. А ещё клеем в пакетах, талонами под закат СССР, ожиданием писем и возвращением своих из Афгана, «Прожектором перестройки» и началом вала наркоты. И красным флагом с серпом и молотом.
Выросли под триколором, «Полем Чудес», Жириновским и обливанием Немцова на ОРТ, бандосами, нарками, ханкой и барыгами в собственных подъездах, девяносто вторым годом с его миллионами, стоившими копейки, умирающими дедами-ветеранами, Белым братством Марии Дэви Христос, айн-цвай-полицаем на дискачах, пропахших травой у входа и кровью нелепых беспредельных разборок по их окончанию. И первой чеченской войной, коснувшейся, казалось, каждого.