Когда взвод добрался до садов, стало ясно — никого мы не найдем. Но приказ есть приказ, мы шли дальше, пока не уперлись в грунтовку, за которой уже виднелась Ахтырская.
— Трщ стршй лейтенант, дальше пойдем? — поинтересовался Стёпа, явно заманавшийся искать какого-то мамкиного идиота, решившего свинтить от выполнения воинского долга. — Станица уже.
— Нет. — взводный оглянулся. — Назад, на ужин нужно успеть. Три часа искали засранца, а толку?
Толку не наблюдалось, да и вряд ли он бы был. Сочинца потом поймают краснодарские менты, почти у самого вокзала и, на вопрос:
— Родной, ты чего к пассажирским поездам, вместо товарных полез?
Он ничего не ответит. Его будут держать на гарнизонной киче, находящейся у нас, а потом отправят в суд. Что там будет дальше — знает он сам, военная прокуратура и давно закончившиеся нулевые.
Мы, возвращаясь в центр, ничего такого даже не предполагали. Ноги гудели, голова тоже, сдавшись большим градусам и общей усталости. Где-то впереди, за посадками, фырчал трактор, явно катящийся со стороны все более близких виноградников.
Трактор, «Беларусь» с прицепом, выкатился перед нами и вдруг остановился. Тракторист, высунувшись наружу, кивнул взводному:
— Закиньте двоих-троих в прицеп, наберите, сколько съедите, но чтоб нормально.
Взводный так и поступил. Про жителей Кубани порой говорят много разного, не всегда хорошего, но у меня со службы так и осталось свое мнение. И из-за тракториста тоже.
Не знаю, какой виноград поспевает уже в конце июня. Знаю, что он был с косточками, светло-розовый и сладкий. Мы не обнаглели и взяли сколько в кепку уместится. Потом, конечно, их пришлось стирать. Строем мы пошли только перед учебным центром, не желая подводить нашего взводного. Да и сержантов, само собой. Строем и с песней, про «Ковыляй потихонечку…»
Лоси, крокодилы, кач и прочие аттракционы
Только кач приблизит нас к увольнению домой (ТМ)
Слово чести, круче всех над нами издевался командир дивизиона, вернее, врио. Вина легла на нескольких неположенцев-дедов, дело было в Даге второй командировки, на ТГ-6. Мы, «слоны», исполняли «слоников» в брониках-кирасах и хорошо, хоть без БК и стволов, майор явно придерживался принципов гуманизма.
После третьего круга от КПП до санчасти и обратно мне даже не хотелось мыться. И стирать комок тоже не желалось. Мысли крутились только вокруг снятого противогаза и не более. Слава яйцам, такое дерьмо за службу случилось два раза.
Стёпа не любил рукоприкладства. И качать нас, духов, ему не особо улыбалось, хотя порой в полтора взвод стоял. Спорить со Стёпой не желалось, старший сержант Стешин, несмотря на не богатырское сложение и лошадиное лицо явственно напоминал акулу. Может, и не большую белую, но тигровую или мако так точно.
«Крокодилы» в КМБ не сушились. «Крокодилы» приберегались для призыва 1–8 на сладкое и в полку. Говорят, «крокодилов» любили в… Да где их только не любили, если верить слухам, байкам и форменному пиздежу.
На полном серьёзе разносили страшные истории про экзотику навроде «летучих мышей» в разведке. Мол, сажают душьё на кроватные дужки и те там так сидят. Прям как сова-неясыть на дубе, выжидая зайку-побегайку на поздний ужин, ага.
С табуретками на вытянутых руках и в полуприсяде наш призыв местами стоял. Стоял, не желая получать свеже-горячих и легко распакованных старшими призывами.
Фанера, само собой, трещала у всех. Фанера потрескивала в ротах, батареях и отдельно взятых взводах регулировки движения и комендантского состава. На могучей груди одного из полковых Больших фанера треснула в виде натуральной ямки в районе диафрагмы. Большой, в одиночку не сдававшийся ни перед кем, застал дуроломов АЗДН, артиллерийско-зенитного дивизиона, гордившихся духанкой у «чеченцев». В чем именно была гордость — хрен пойми разбери, но грудь Большого внушала лишь жалость.
ТАпиком любили пользоваться на выездах. Там-то ТАП, телефонный аппарат постовой, с динамкой-крутилкой и проводами, оказывался само-то за-ради выведения на воду стукачей. Стукачами, по определению, считалось всё душьё. Ну, а как ещё, если дух, то стучишь, однозначнее однозначного.
Призыв 1–7, весна девяносто седьмого, обожал отбивать плечи и руки ложками. Что творилось в головах обычных пацанов, в две руки отбивавшие Закиру плечи — понять было сложно. Может, их в детстве не долюбили, может, что ещё, но нашей полковой dame психологу в чине капитана они на глаза не попадались.
— Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь…
Мамой клянусь, видел эту дичь. Видел настоящего музыкально-педального лося, со сведёнными на лбу ладонями, песенкой из «Ивана Василича» и мгновенного удара каблуком в лобец. Мамой клянусь — не знаю, что творилось в башке сержанта, сотворившего такое дерьмо, возможно — в его котелке вовсю совокуплялись демоны. Совершенно не удивился бы, увидев такое.