ДМБ-2000 (66-ой - 1)

Через день — на ремень. Это про нас, гансов 66 оперативного в 1998–1999. В 2000 стало не через день, в 2000 мы просто жили на войне и всё тут. Но две первые командировки прошли именно так, хотя половина второй оказалась немножко другой. Но про это потом, само собой. Тогда на дворе жарило куда там вашему Египту, календари уверенно показывали май-июнь 99-го, Хасавюртовский район Дагестана родным не стал, но казался привычным, а что касаемо нашей первой войны… То её как бы не было. Ну, вы знаете — «их там нет» и всё такое. Так же и с нападениями на заставы погранвойск последним летом 20 века.

Сколько у вас погибло во вторую командировку? Восемь человек? Хм, надо же, а почему?

А сколько раненых? А медальки за что вешали? Ну, надо же, ничего же не случилось, точно вам говорим.

Да и ладно. Мы-то помним, а это главное.

Первомайка — застава Первомайское. Старый коровник у одноименного села, канала Дзержинского и самой настоящей границей с Чечнёй, чеченской республикой Ичкерия. Ну, и ещё пост омоновцев между нами и сельскими домиками.

Там торчал минарет, с него несколько раз в день голосил муэдзин, в селе жили суровые люди, тогда в основном носящие усы или даже гладко бреющиеся. Ещё в селе имелось море разливанное поддельной конины, она же типа коньяк, немалое количество вусмерть наглых малолеток, любивших подползать ночью к постам и выть по-волчьи. Суровые усатые дагестанцы относились к нам как к детали пейзажа и не более, наш БТР-80, каждое утро катавшийся в сторону Аксая на ИРД, инженерную разведку дорог, был им как трактор. Всё и всем казалось привычным.

Даже ушатанная плёнка, показываемая каждым вновь прибывающим на заставу, превратилась в привычное. Нам, недавним пэтэушникам, технарским и просто обычным восемнадцатилетним малолеткам-отморозкам лихих-девяностых, по первости так не казалось.

На кассете, скучно и даже без огонька, разбирались с нашими. Разбирались бородачи с той стороны невысокого вала, шедшего от чеченского блокпоста куда-то мимо постов. Разбирались ровно как мой дед рубил курей, ну, то есть кур, они же курицы — рукой в рукавице за лапы, башкой на пенёк-колоду, топором по шее, хруп, немного брызнуло и всё — попал кур в ощип и дальше в щи. Спокойно, обыденно и даже скучно.

Также скучно всё действо крутили на экране замурзанной «соньки» через кряхтящий старый видеоплейер.

— Два срочника и контрабас, — кто-то из офицеров ставил на паузу, — удрали в село, ушли в самоход, но в сочинцы не попали. Это ясно, товарищи военнослужащие?

— Так точно, — невпопад сказали мы, духи пополнения и замены, приехавшие на Первомайку менять дембелей призыва 2-96, - всё ясно.

— А, елы-палы, опять не работает, — ругался он и видак крутил кассету дальше.

Мы смотрели, видак трещал, майор курил, зевая и устало потирая красные глаза.

За окном вовсю шумел октябрь 1998-го, года, где навсегда остались последыши нашего детства, взбаломошной и дурной юности девяностых, осколки воспоминаний о добрых сказках, показанных тётей Валей по воскресеньям на Первом канале, дискачи в ДК и клубах, оставшихся от СССР, разбитые морды и сломанные носы на типа стрелках недавних хороших детишек, активно впитывающих новое.

За окном текло время заканчивающегося двадцатого века, где нас угораздило родиться и расти в стране, павшей то ли из-за козней вероятного противника, то ли из-за жадности и глупости наших же сограждан.

За окном штабной палатки, с клапаном, болтающимся от сухого ветра, в какой-то раз за день напевно говорили о времени новой молитвы и краснел кирпич дворов с домами, наглухо разваленных пару лет назад в ходе штурма села. Мы стояли на пороге новой кавказской войны и не знали этого, но старенький замурзанный видак настоятельно доказывал нам именно это.

— Всё рассмотрели? — спросил командир заставы. — В подразделения, шагом марш, вечером заступаете в караул.

Вечером мы стояли на крохотном пятачке бетона перед выходами из палаток нашего первого БОНа. Первый батальон оперативного назначения приехал в командировку, как и полагается — практически в полном составе, тремя ротами, взводами АГС и матобеспечения. А что рота равнялась взводу — в том точно не имелось вины наших офицеров. Они служили, как могли, а мы, как могли, гасились от службы, не подозревая главного — мы служим даже гасясь, мы учимся всему нужному, мы становимся теми, кто им нужнее нужного — бойцами.

— Караул — равняйсь, смирно!

Мы равнялись, смирялись, поправляли броники «кора», подсумки, стволы и каски, поворачивались к дальнему выходу из коровника, идущему в сторону выезда с заставы, ПХД и караулки, и пёрли в ту сторону.

Шестая рота пустела, ожидая нас, сменяющих пацанов с двух палаток перед второй небольшой офицерской. АЗДНщики, пацаны с артиллерийского дивизиона и парни с 3-го батальона, пригнавшие к нам свои БМП, ходили в караул каким-то хитрым макаром и присоединялись к нам позже.

Мы шли, накатывал вечер, а впереди ждала ночь. Длинная, тоскливая и холодная ночь. О какой даже не думалось дома полгода назад.