И еще и потому таким захватывающим было приобщение к северной старине, что уже в первой экспедиции 1957 года явственно обозначилась проблема, чрезвычайно созвучная настроениям Дмитрия Михайловича…
«Когда на исходе летнего дня 1957 года, я добрался до Чаваньги, то, едва напившись чаю, кинулся выяснять, кто здесь на родине А.М. Крюковой знает, кто еще помнит «старины» или «стихи».
В поисках я обегал пол-деревни. Все было напрасно. Вспомнили, и то с трудом, поздние стихи литературного происхождения: «Старец, временем согбенный», «Гора Афон»… Былин не знал никто. Я не верил себе, я спрашивал снова и снова. Мне называли каких-то родственниц Крюковой, ее теток или их дочерей, которые и могли бы знать…
– Где же они?!
– Да уже умерли. Все умерли теперь.
– Нынче-то забыли и не помнят тех стихов, что раньше пели! Вот Прасковья Семеновна была бы жива, так она бы тебя из синя моря повыздила, из темных лесов повывела.
– Но ведь Крюкова-то здесь же своим старинам выучилась! Это она по мужу Крюкова…
– Да знаю, знаю, как не знать! Аграфена-то Матвеевна отдана была насильно, на лодке увезли. Так отец еще за косу из подполья тянул ее, из избы волоком. Да и жила нехорошо… Нет, нынче про богатырей уже никто тебе не споет!
В тот же год мне все-таки посчастливилось застать Евдокию Дмитриевну Коневу в Варзуге, и Дарью Затеевну Березину в Умбе…. Но настоящих богатырских старин я не записал от них…»[45]
Открытие, что даже на родине самой Аграфены Матвеевны Крюковой забытыми оказались богатырские старины, удручало Дмитрия Михайловича, но с другой стороны это осознание наполняло его экспедиционную деятельность помимо чисто научного исследовательского содержания еще и высоким, столь созвучным богатырской душе Дмитрия Михайловича духовным смыслом спасения народной культуры…
«Вот я захожу к Федоре Николаевне Ковориной, дочери знаменитого Николая Ивановича Коворина, сказителя и летописца Варзуги, старой своей знакомой. Федора Николаевна сидит в своей аккуратной небольшой горнице выкрашенной и вымытой, со сверкающим самоваром и высокой прибранной постелью и вышивает кошку с тигра величиной.
– Федора Николаевна, может, вы что-нибудь все-таки помните: вот эту сказку про Яропулку…
– А, Яропулка-то!.. На свет народился… как-то там еще – хлеб за щеку, другой за другу, третий в рот, да четвертым подпихнет, – нет, не помню! У таты красивые были сказки. И записи он вел все, как какой восход, да закат когда, к какому погодью. Эти-то записи у него все взяли, приезжала экспедиция.
Прежни-то сказки про царей да царевен. Сколько царей да с царицами было в сказках, да мачех, да бабы-яги были, да костяные ноги… А нынче ничего не помнишь этих сказок! Какая-то царевна была, прогонила Иванушку-дурачка. Он пошел по морю, в одно море придут – там корабли не ходят, оступаются. Спустился, а там дьявола спорят, золото или серебро дороже? Он – золото! – говорит…
– Расскажите!
– Да уж не знаю, с каких выходов, ни с каких концей! Еще «царь-девица, всем полкам богатырица», тоже пошел, царица – из косточки в косточку мозги переливаются, вот тоже толь не красив! Как он от ней убегал, да как она пособляла.
Да бабы Яги пособляли, потом царица приехала… Где уж они эти сказки знали? В книжках вычитали верно! А ныне прибаутки эти и знаю только.
– А Козьму Сарафонтовича не помните?
– Не помню. Красивая была сказка! А ни к цаму они нынче? Не говорятся, все из ума вышли! Раньше сказывали бывало. Сказки и на вечеринка тоже. А теперь читают. Раньше читать не умели, так сказывали. А Афоня был Каворин, так вот знал сказки. К ним придешь, так зальет всякое. Теперь уж саамы читают, дак кого уж сказывать! Раньше читать не умели. Нынче слушаешь радио, дак как будто и сказка! У Овдотьи Митровны не был, не слыхали?
– Был, как же! Я у нее двадцать сказок записал.
– Сколь же памятны люди!»[46]
Дмитрий Михайлович, разумеется, не только записывал фольклорные тексты. Он изучал их. Уже в 1959 году в печати появляется его первая работа «Князь Дмитрий и его невеста Домна»[47]
, посвященная жанровому своеобразию народной баллады.Следом за нею статья «Из истории русской баллады» («Молодец и королевна», «Худая жена – жена верная»)[48]
.Блестяще написанные, эти научно-исследовательские статьи о ранних героях русского эпоса не устарели с годами, и сейчас читаются с огромным интересом.
В июне 1960 года научно-технический сотрудник Пушкинского дома Д.М. Балашов вместе с младшим научным сотрудником Ю.К. Бегуновым участвовал в археографической экспедиции на среднюю Печору[49]
.Когда приехали на Печору, в лесу под елками еще лежал снег, и только-только робко начинали распускаться березы.
Оглядываясь на перелетевшую через необъятную ширину Печоры стрелу железнодорожного моста, по которой умчался в Воркуту поезд, собиратели древних книг продолжили путь по берегу Печоры.
Дул холодный ветер.