Читаем Дмитрий Донской полностью

Не имея особых разногласий относительно роли Алексея в деле возвышения Москвы, историки, однако, гораздо осторожнее судят об отношении митрополита к «розмирию» Дмитрия Московского с Мамаем. Существует мнение, что в 60-е годы XIV века между митрополитом Алексеем, стоявшим тогда во главе московского боярского правительства, и бекляри-беком Мамаем «было заключено соглашение („докончание“) как между двумя государственными деятелями, равными по статусу» (265, 79). Москву сближало с Мамаем наличие общего врага — Литвы. «Союзные отношения Мамая с Москвой» были нарушены установленной Мамаем практикой выдачи ханских ярлыков на великое княжение Владимирское одновременно Дмитрию Московскому и Михаилу Тверскому. В Москве это восприняли как «вероломство» и спустя несколько лет ответили «розмирием» с Мамаевой Ордой.

Такая точка зрения заслуживает внимания. Вопрос, однако, состоит в том, сохранил ли митрополит в 70-е годы свои добрые отношения с Мамаем — или стал инициатором их разрыва. В этом отношении весьма примечательно отсутствие Алексея на княжеском съезде в Переяславле в начале 1375 года. Роль духовного наставника собравшихся князей, благословляющего их смелые планы, сыграл игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский. Формальной причиной его прихода в Переяславль было крещение младенца Юрия. Однако этот обряд вполне можно было совершить в самом Троицком монастыре, что и делали позднее московские великие князья. По-видимому, Сергий нужен был собравшимся на съезд князьям не только как креститель младенца, сколько как гарант небесного покровительства зарождавшемуся великому и страшному делу — возвращению утраченной независимости.

<p><emphasis>Глава 14</emphasis></p><p>ТВЕРСКОЙ ПОХОД</p>

Не делай зла, и тебя не постигнет зло.

Сирах. 7, 1

Весть об избиении татар в Нижнем Новгороде огненной птицей пронеслась по Руси. Жестокая радость отмщения переплеталась с затаенным страхом перед неизбежной расплатой за мятеж. В Переяславле князья, забыв о хмельном застолье, до хрипоты спорили о том, как уйти от беды. Из летописей и рассказов стариков все знали, какой страшной ценой заплатили русские земли за тверское восстание 1327 года…

Ясно было, что месть Мамая в первую очередь обрушится на Нижний Новгород. Восстание произошло стихийно, вопреки воле местных князей. Ни осторожный Дмитрий Суздальский, ни его простоватый сын Василий Кирдяпа и не думали становиться пионерами борьбы за независимость. Но по иронии судьбы им выпала эта историческая роль. Во всяком случае, именно они казались степнякам главными виновниками расправы с посольством и его тысячеголовым «обозом».

Итак, под прицелом монгольской стрелы оказались в общем-то случайные персонажи. Но спорить об этом уже не было смысла. Как, впрочем, не было и времени. На первый план выходили иные, практические вопросы. Когда и где будет выпущена стрела? Как поведут себя братья Дмитрия Суздальского — Борис и Дмитрий Ноготь? Как откликнутся Тверь и Литва? Как отнесется к избиению татар соперник Мамая, правивший тогда в Сарае хан Урус? И наконец — что скажет великий князь Владимирский Дмитрий Иванович? В схожей ситуации его дед Иван Калита (как, впрочем, и дядя Дмитрия Суздальского князь Александр Васильевич Суздальский) присоединился к ордынцам и вместе с ними зимой 1327/28 года ходил на мятежную Тверь…

Вопросов было гораздо больше, чем ответов. Дмитрий Московский медлил, давая возможность всем высказаться и успокоиться. Он и сам нуждался в прояснении мыслей. Князь проводил долгие часы в беседах с Богом в домашней молельне, совещаниях с боярами и игуменом Сергием Радонежским. Опытный в общении с людьми, «великий старец» уклонялся от прямых советов, но внимательно выслушивал князя и напоминал о тяжком бремени власти, возложенном Господом на его плечи. Всевышний избрал Дмитрия орудием своего Промысла. Он провел его через все опасности и невзгоды, поставил во главе многострадального народа и теперь ждет от него великих дел. Но в чем состоят эти великие дела — Дмитрий должен уразуметь сам.

Наконец настал день, когда Дмитрий Московский объявил княжескому сообществу свою волю. Он не оставит своего тестя Дмитрия Суздальского в беде и будет защищать его от мести Мамая. Он призывает всех русских князей встать под его стяги и дать отпор степнякам. Волею Всевышнего и благословением святого старца Сергия Радонежского он, Дмитрий Московский, поднимает непобедимую хоругвь войны за землю Русскую, за веру православную.

<p>Месть Мамая</p>

Окончился княжеский съезд в Переяславле. Разъехались, озабоченно почесывая бороды и затылки, русские князья. Февральские метели замели расчищенную по случаю торжеств соборную площадь. Утонул в сугробах и сам похожий на сугроб белокаменный собор. Казалось, всё вернулось на привычную колею. Но внешняя неподвижность была обманчивой. Таинственное сцепление событий уже пришло в движение. Покатившийся с горы камень разбудил десятки камней, а те привели в движение лавину.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное