Дмитрий Донской

В соответствии с быстро меняющейся политической обстановкой уже осенью 1378 года возникла необходимость отказаться от первоначального «митяевского проекта». В долгих совещаниях московской знати родился новый поворот церковно-политической интриги. В сущности, это было «хорошо забытое старое». Следовало вернуться к «заветам мудрой старины». В свое время владимирский епископ Алексей отправился с большим московским посольством в патриархию и, несмотря на происки «литовского» митрополита Романа, получил под свою власть почти все (кроме Галицкой) епархии митрополии Киевской и всея Руси. Ослабление Литвы после кончины Ольгерда и усиление Москвы после битвы на Воже позволяли вновь вернуться на этот перспективный путь. От идеи автокефалии Великорусской митрополии следовало перейти к стратегически более значимой программе — единой митрополии Киевской и всея Руси во главе с московским ставленником Митяем.

Но при таком устремлении власть Митяя как главы единой митрополии Киевской и всея Руси следовало подкрепить авторитетом константинопольского патриарха. Патриарх же мог поставить Митяя только при условии его личной явки в Константинополь и уплаты им весьма крупных сумм как в официальном, так и в неофициальном порядке.

Москва не хотела брать на себя все расходы и настаивала на общерусском характере данного проекта. Платить за поставление Митяя должны были все епархии. Такой подход, естественно, вызвал ропот среди иерархов. Достичь компромисса в этом вопросе можно было только на соборе. Этот второй «митяевский» собор и состоялся в Москве менее чем через год после первого собора — весной 1379 года…

Суздальский мятежник

В «деле Митяя» важную, хотя и не вполне понятную роль играет суздальский владыка Дионисий. Полагают, что этот иерарх по образу мыслей был близок Сергию Радонежскому. Его биография мало известна. Считается, что он был постриженником Киево-Печерского монастыря. Однако это мнение не имеет прочных оснований (103, 32).

В середине XIV века Дионисий основал Печерский монастырь в Нижнем Новгороде. Как и Сергий, он стремился к обновлению русского монашества, к распространению общежительных монастырей. В своей обители Дионисий воспитал нескольких видных подвижников, среди которых наиболее известным был «старец» Евфиадий — основатель Спасо-Евфимиева монастыря, огромные стены и башни которого и доныне служат главной достопримечательностью Суздаля.

Нижегородские книжники не жалели хвалебных эпитетов в адрес Дионисия.

Разумеется, не следует путать икону с портретом. В жизни Дионисий далеко не всегда был тихим и смиренным. Скорее напротив: это был один из самых беспокойных русских владык своего времени. Прибыв в Москву на собор, созванный для поставления Митяя в епископы, а также для сбора средств на его поездку в Константинополь, Дионисий привез с собой настроения Нижнего Новгорода и Суздаля. Там вовсе не желали превращения митрополичьей кафедры в послушный инструмент московской политики. Местные князья, хорошо помнившие митрополичий интердикт 1365 года, понимали, чем грозит им такое развитие церковных отношений.

В «Повести о Митяе» линия Дионисия Суздальского является побочной, но необходимой с литературной точки зрения. Он нужен для обличения гордыни и самодовольства Митяя. Но с тоски зрения здравого смысла поведение суздальского владыки выглядит более чем странным. Складывается впечатление, что он явился на собор только для того, чтобы обличить Митяя как узурпатора и временщика. Крутой разговор Дионисия с Митяем, вероятно, носит чисто литературный характер. В таком театральном стиле выступают герои византийской агиографии — Отцы Церкви, яростно обличавшие еретиков.

Согласно «Повести», Дионисий, прибыв на собор, сразу повел себя вызывающе. Он демонстративно выказал пренебрежение к Митяю, не явившись к нему с поздравлениями по случаю фактического прихода к власти. При встрече между епископом и нареченным митрополитом произошел крутой разговор. Упрекнув суздальского владыку в непочтительности, Митяй надменно заметил:

— Не веси ли, кто есмь аз? Власть имам по всей митрополии?

— Не имаши на мне власти никоея же, — возразил Дионисий. — Тобе бо подобает паче приити ко мне и благословитися и предо мною поклонитися, аз бо есмь епископ, ты же поп.

Вскипев, Митяй пообещал лично спороть с облачений Дионисия знаки епископского сана:

— Но не ныне мщу себе, но пожди, егда прииду от Царяграда (43, 127).

Кроме всего прочего, ни суздальские князья, ни суздальский владыка Дионисий не желали финансировать вояж московского выдвиженца Митяя в Константинополь. Нижегородский край и его столица были страшно опустошены татарами в 1377 и 1378 годах. У местных князей не хватало средств даже на то, чтобы достроить столь необходимую им каменную крепость в Нижнем Новгороде.