Читаем Дмитрий Донской полностью

Этот план открывал заманчивую перспективу. Прочный союз Москвы и Твери мог бы стать большим шагом вперед в деле «собирания Руси».

Совершенно другие виды открывала для Москвы победа Михаила Александровича. Это был наследственный враг Москвы. Он имел широкие связи в Литве. В случае его победы над кашинским семейством литовская экспансия на восток обретала тверской плацдарм, позволявший Ольгерду успешно наступать на Новгород и Смоленск. Москва оказывалась окруженной владениями союзников и родственников Ольгерда. Ослабленная внутренними распрями Орда не могла остановить литовское наступление на Северо-Восточную Русь. К тому же горький опыт совместных действий с татарами научил москвичей простой истине: татарская «помощь» приносит больше вреда, чем пользы.

Таким образом, интересы Москвы требовали союза с кашинским князем. Моральная сторона дела, разумеется, не могла никого остановить…

Московские и волоцкие полки ушли восвояси. Василий Кашинский по-хозяйски расположился в Твери. Но тверская усобица на этом далеко не закончилась. Дождавшись ухода москвичей, Михаил Александрович в октябре 1367 года вернулся из Литвы в тверские земли в сопровождении литовской рати. Перед лицом такой угрозы кашинский князь пошел на уступки и уехал из Твери в свой удел.

Желая поскорее закончить усобицу, Михаил Александрович не стоял за мелочами, так как добился главного — всеобщего признания в качестве великого князя Тверского.

Голос разума

В летописи, принадлежавшей некогда патриарху Никону и оттого получившей название Никоновской, после рассказа о тверской усобице 1367 года сохранилась интересная вставка: собственное суждение летописца в связи с заключением всеобщего мира. В нем слышится взволнованный голос современника событий, перед лицом кровавых раздоров с горечью вспоминавшего библейскую легенду о происхождении всех людей от общего «праотца» Адама.

«И радовахуся бояре их и вси велможи их, такоже гости и купцы и вси работнии людие, роды и племяна Адамови. Вси бо сии един род и племя Адамово, цари, и князи, и бояре, и велможи, и гости, и купцы, и ремественицы, и работнии людие, един род и племя Адамово, и забывшеся, друг на друга враждуют и ненавидят и грызут и кусают, отстояще от заповедей Божиих, еже любити искренняго (ближнего. — Н. Б.) яко сам себе» (42, 8).

Словно луч солнца из-за туч, выходит из мрака далеких веков великая истина о единстве рода человеческого, о распространении на всех, а не только на «своих», евангельских заветов добра и милосердия. Как много выиграла бы Русь, прислушавшись к этому одинокому голосу!

Но в лязге мечей никто не услышал философа-моралиста. Недолгий мир сменяла долгая война. Остановить фатальный ход событий было уже невозможно.

Московский суд

В Москве знали, что Ольгерд по зову Михаила Тверского готов бросить все силы на восток. Для защиты от Литвы в Москве спешно строили белокаменную крепость. Одновременно московские войска под началом Владимира Серпуховского осадили и взяли город Ржев на западной границе Тверского княжества, ранее захваченный Ольгердом. Таким образом, прямой путь через Ржев, по которому литовские полки могли прийти в тверские земли на помощь Михаилу Тверскому, был перекрыт.

Михаил Александрович не хотел открыто становиться вассалом Москвы или Литвы. Любая односторонность в этом вопросе означала бы для него подчинение внешней силе. Он предпочитал лавировать и искать собственной пользы в противоречиях сторон. Эта была умная политика. Но рано или поздно она должна была исчерпать себя…

В начале 1368 года князь Еремей Дорогобужский нарушил условия мирного договора и отправился в Москву с жалобой на несправедливое решение вопроса с «Семеновым наследством». Возможно, у него накопились и еще какие-то претензии к Михаилу Александровичу, которые он и вынес на московский суд.

Прежде спорившие князья ездили на суд к тверскому владыке, а владыка — на суд к митрополиту. Теперь тверской епископ был выведен из тяжбы. Рассудить князей должен был великокняжеский и митрополичий суд. Дмитрий Московский в качестве великого князя Владимирского имел право выступать в роли верховного судьи в княжеских спорах. Впрочем, это право носило скорее теоретический, чем практический характер. Из документов той эпохи известно, что любой авторитетный князь мог быть по согласию сторон приглашен третейским судьей при разборе владельческих споров. Здесь играли роль личный авторитет князя, его возраст и дипломатические способности. Едва ли 35-летний Михаил Тверской мог признать в качестве авторитетного судьи по своему делу 17-летнего Дмитрия. Однако и ехать в Москву к митрополиту без приглашения и «охранной грамоты» от Дмитрия Московского тверской князь, конечно, не мог.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное