Дмитрий Донской

(Летописец плохо представлял себе место встречи Дмитрия с Ольгердом и писал с чужих слов. Заметим, что возле Любутска, расположенного на самой кромке высокого правого берега Оки, нет никакого «зело глубокого» оврага. Вероятно, два войска разделял не «овраг», а глубокая долина Оки. Левый («московский») берег Оки напротив Любутска — пологий и поросший лесом. Никакой «зело глубокой дебри» этот ландшафт также не имеет. Если глядеть с левого берега, правый («литовский») кажется обрывистой кручей, на которую действительно нельзя «борзо снятися», то есть быстро взобраться.)

В московских летописях «стояние под Любутском» представлено весьма невнятно — верный признак не вполне удачной для москвичей кампании. Стычка москвичей со сторожевым полком литовцев, вероятно, сильно приукрашена. О переправе московского войска через Оку вообще не упоминается. А между тем Ольгерд ждал их именно на правом берегу, где и находится крепость Любутск. Едва ли переправа через Оку изначально входила в военные планы Дмитрия. Известно, что он был полководцем скорее «кутузовского», чем «суворовского» типа и не любил переправляться на «чужой» берег реки, предпочитая держать оборону на своем…

Итак, полки стояли друг против друга, разделенные каким-то трудно преодолимым препятствием. Начались мирные переговоры. Тысячи людей, готовых принять смерть в кровавом безумии битвы, вздохнули с тайным облегчением…

Что касается конкретного содержания московско-литовского соглашения о перемирии, то его составляют главным образом «вопросы, связанные с полным контролем над территорией великого княжения (для Москвы) и обладанием Ржевой и ржевскими землями (для Литвы)» (209, 13). Литовская сторона признавала право Дмитрия Московского на великое княжение Владимирское и обязывалась не поддерживать соответствующих притязаний Михаила Тверского. В обмен на это Москва признавала владельческие права Михаила как великого князя Тверского и уступала Ольгерду важную в стратегическом отношении крепость Ржеву, находившуюся на стыке смоленских, тверских и новгородских земель.

Так Любутским перемирием, переросшим в длительный мир, закончилась «третья Литовщина». Безусловно, Дмитрий Московский имел основания считать кампанию 1372 года успешной. В целом же московско-литовская война, носившая преимущественно оборонительный характер и не блиставшая яркими победами, решила ряд актуальных для Москвы политических вопросов. И прежде всего это был вопрос стабильных и достаточно мирных отношений с Литвой.

Оценивая результаты пятилетней (1368–1372) борьбы Москвы с Михаилом Тверским и Гедиминовичами, известный исследователь ранней Москвы А. Е. Пресняков писал: «Великому князю Дмитрию удалось окончательно отделить внешние дела Великороссии — отношения к Орде и Литве — от борьбы с тверским князем. Впрочем, татарские отношения этой поры были слишком напряжены и запутаны (курсив наш. — Н. Б.), чтобы соглашение оказалось устойчивым. Главное значение событий 1372 года — в ликвидации литовской войны и лишении Михаила Тверского литовской поддержки» (266, 208).

Оставшись без покровителей, Михаил Тверской пытался предпринимать самостоятельные военные и дипломатические диверсии против Москвы. Однако Дмитрий нашел весьма неординарное средство «заморозить» деятельность Михаила в этом направлении. Еще до начала «стояния под Любутском» он отправил в Мамаеву Орду посольство с секретной миссией: выкупить у хана сына Михаила Тверского Ивана, который жил в Орде на положении заложника, и привести его в Москву (209, 7). Этот сомнительный в моральном отношении замысел оказался удачным. Ордынский заложник превратился в московского. Спасая жизнь сына, томившегося в московской темнице, Михаил Тверской отказался от претензий на великое княжение Владимирское и выплатил москвичам огромный выкуп. Казалось, он сломлен и надолго уполз с политического «ковра».

Теперь у московских правителей наконец были развязаны руки для выяснения отношений с Мамаевой Ордой. К этим «напряженным и запутанным» московско-ордынским отношениям мы и обратимся в следующей главе.

Глава 11 НА КОВЕР К МАМАЮ

Вот нечестивые натянули лук, стрелу свою приложили к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.

Пс. 10, 2

Отбиваясь от Ольгерда, князь Дмитрий мог ожидать, что Мамай придет на помощь своему «русскому улусу». Но Орда была занята усобицами, а когда они затихали, погружалась в первобытный степной покой. При этом непредсказуемая кочевая держава могла в любой момент выйти из своего изотерического состояния и либо помочь Москве в борьбе с Ольгердом, либо, сделав ставку на Михаила Тверского, нанести ей удар в спину.