Он протяжно свистнул, собирая своих, и, не глядя более на Ивана, поскакал, уводя разбойную сотню прочь. Потрепанные русичи опоминались, все еще не веря своему счастью. Иван не стал ничего объяснять даже Родиону Ослебятеву — пущай думают, что пронесло! Не ровен час, воротит Васька на Русь, а кто-нито из здесь сущих заведет: мол, грабил нас в Крыму, да то, да се — не стоит! Есть вещи, которые не всякому и объяснить мочно!
Щедрая южная осень провожала их на разгромленной, обезлюженной земле: неубранный виноград, кругами осыпавшиеся плоды под яблонями, потрескавшиеся, забытые в вянущей ботве дыни, и хлеб, кое-где уцелевший от конной потравы, тоже не был убран, хозяева не то попрятались, не то были уведены в полон. Даже и скотина попадалась кое-где, одичалая, потерявшая хозяев. И вздохнулось свободнее, когда наконец набрели на мало разоренное живое село, жители которого опасливо выглядывали из-за плетней и, только уже признавши русичей и духовную братию, начинали вылезать на свет Божий.
Иван Федоров ехал задумчив и хмур. Встреча с Васькой возмутила его до глубины души, а остерегающие слова: "Скажи тамо…" — не выходили из головы. "Как же так? — думал он. — И сказать коли — кому? Великому князю, который весь в Витовтовой воле? Кому из бояр?"
Впереди лежала многодневная опасная дорога, сто раз мочно было и голову потерять, и уже не было покоя, и уже не было мирной родины, ибо над нею нависла доселе небывалая беда. Витовт, который, по Иванову убеждению, вместе с дочерью искусно обманывал Василия, Витовт заключил теперь ряд с Тохтамышем… О чем? И против кого? Против Темерь-Кутлуя? А что с того Витовту? Малого недоставало Ивану, чтобы постичь истину, о которой скоро заговорят и на Руси, и в Орде!
Скажем тут, что в известиях о походе Витовта в Крым много неясного. Факты порою противоречат друг другу. Впрочем, согласно Ф. М. Шабульдо, устанавливается следующая картина.
В 1396 году разбитый Тимуром Тохтамыш пытается утвердиться в Крыму, осаждает Кафу, но изгнан оттуда Темир-Кутлугом.
В 1397 году, 8 сентября, Витовт в битве близ Кафы разбивает войска Темир-Кутлуга и Едигея, вновь освобождая Крым для Тохтамыша. Не тогда ли уже Тохтамыш с Витовтом заключают некий союз?
Но уже в исходе зимы 1397/98 года Тохтамыш, вновь разгромленный Идигу и Темир-Кут лугом, бежит в Киев, к Витовту, и договаривается с ним ни мало ни много о дележе страны: Витовт помогает Тохтамышу вновь занять ордынский трон, а Тохтамыш уступает Витовту свой русский улус, то есть Владимирскую (Московскую) Русь! Об этом договоре с понятным возмущением сообщает русский летописец.
Витовт затем соберет войска и отправится в поход на Темир-Кутлуга, который, в свою очередь, потребует от Витовта только одного: выдачи ему своего врага, Тохтамыша.
Договор с Тохтамышем, как и попытку одним махом захватить всю Русь, зная Витовта, — это понять можно. Но столь решительная вражда с Темир-Кутлугом и Едигеем? И столь же решительная поддержка многажды битого Тохтамыша? Быть может, влюбившийся в эти изрезанные морем берега, уязвленный любовью к Крыму, как и многие до и после него, Витовт и Тохтамыша решил поддержать лишь временно, надеясь позднее захватить эти земли, как надеялся он вскоре стать полновластным хозяином Руси?
Древние хартии молчат, а море, что лижет камни у подножия Крымских гор, не дает ответа.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
"Воля народа" — слишком абстрактное понятие, чтобы быть истинным в сугубой реальности бытия.
Воля эта проявляется через представительные органы народа, то есть через избранных, составляющих иерархию власти, на вершине которой находится наследственный (что лучше) или избранный (что много хуже) руководитель, формально не подчиняющийся никому. (Князь, царь, хан, император, президент и т. п.)
Народное мнение считает обычно, что этот самый главный, являясь хозяином страны, не может стать предателем ее интересов, не догадываясь, что очень даже может! И сознательно, как наши нынешние (конца XX века) руководители, и бессознательно, от прекраснодушия и дряблости характера, как Николай II, объявленный почему-то "кровавым". И когда таковое происходит, когда верхушка, так или иначе, предает свой народ, народу очень трудно, а иногда и невозможно заявить о своем мнении. Словесных заявлений, хотя бы и коллективных, никто обычно не принимает в расчет, а восстать с оружием в руках, когда нет и оружия, и, главное, нет организации, когда все уже имеющиеся формы государственной организации охвачены коррупцией и предательством, но очень еще могут, защищая шкурные интересы свои, двинуть на тот самый народ силы полиции и армии, — восстать в таких условиях чрезвычайно трудно!