Дмитрий Лихачев

Когда я был в Мюнхене на литературной конференции под названием «Бавария читает всё», я видел ее в гостях у моего друга филолога Игоря Павловича Смирнова, который женился на немке — Ренате и преподавал в Германии. Игорь созвал довольно много гостей-земляков, живших теперь в Германии. Помню веселье, вольность разговоров — все, в том числе и я, демонстрировали абсолютную смелость речей, хотя я-то как раз собирался возвращаться, но поддался этому пьянящему ощущению долгожданного «праздника свободы». Помню, что среди гостей была и юная Вера — Игорек с особым пиететом представил ее: внучка Лихачева. В непривычно ярком для меня сиянии ламп (у нас тогда в очередной раз была «Россия во мгле») я вспоминаю ее симпатичное лицо. Знал бы тогда, что сяду за эту книгу, — поговорил бы и записал. Но хотелось всего сразу. На следующий день мы были у веселого бывшего ленинградца художника Игоря Росса, принявшего нас в халате с павлинами и угощавшего душистым грушевым самогоном. Потом были на его «хеппенинге»: вода гулко падала в таз из продырявленного подвешенного бака, мюнхенские аристократы и толстосумы почтительно взирали, а потом внимали дерзкому питерскому художнику, вырвавшемуся из духовного застенка на свободу, дабы встряхнуть их тут и кое-что вытряхнуть. Потом мы ехали с Игорем Смирновым через половину Германии в университет на границе со Швейцарией, где он преподавал… по дороге то и дело «нарушая режим». Ощущение озорства, лихости жизни пьянили меня. Отчаянные ребята собрались тут!

В 1981 году у Веры с Тольцем родился сын, правнук Лихачева, Сергей. И внучке Вере, и деду хватило ума и души восстановить добрые отношения, простить взаимные обиды. Лихачев бывал у нее еще в Мюнхене, видел правнука, встречался у нее в доме с друзьями-эмигрантами, бывшими соотечественниками, в том числе и со своим аспирантом Игорем Смирновым. Игорь вспоминает, что общение было абсолютно свободным, говорили обо всем. Весело обсуждали последние новости и анекдоты из жизни как эмигрантов, так и питерских и московских коллег.

Помнится, говорит Игорь, заговорили об Александре Панченко, замечательном ученом, с которым у Лихачева на тот момент испортились отношения — может, отчасти и оттого, что Панченко тоже, как и Лихачев, начал широко выступать по телевизору, и с немалым успехом, хотя, как считали строгие филологи, с некоторыми научными погрешностями. Кто-то сказал, что Панченко здесь называют «Лжедмитрий Сергеевич», и шутка Лихачеву понравилась, он смеялся.

Опасения Лихачева насчет «странного брака» внучки Веры подтвердились — он продержался недолго.

Потом ее перевели на работу в Манчестер, в Англию, некоторое время она там страдала от одиночества, а потом вышла замуж за Йорама Горлицкого, тоже советолога. Отношения с семьей Лихачевых Вера поддерживала, и приезжала с мужем и даже его мамой в Ленинград, и их встреча с Дмитрием Сергеевичем была вполне родственной.

В 1982 году вышла одна из самых знаменитых книг Лихачева — «Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей». В том же году он был избран почетным доктором Университета Бордо (Франция). В 1983 году он становится председателем Пушкинской комиссии АН СССР. В 1984 году имя Лихачева присвоено малой планете № 2877, открытой советскими учеными. Ясно, что присваивать имя Лихачева планете заставили не власти — это решили сами астрономы по случаю всеобщей любви к Дмитрию Сергеевичу.

Сергей Сергеевич Зилитинкевич сейчас почтенный профессор Хельсинского университета, автор солидных трудов, удостоившихся восторженных похвал, участник и организатор международных конференций, проектов. Его труды и труды его учеников, посвященные туманам, облакам, волнам и другим явлениям морской стихии, необходимы летчикам, морякам. Скандальная история давних лет нигде не упоминается, даже в Интернете. Теперь уже ясно вполне — Сергей Сергеевич Зилитинкевич крупный ученый, великолепный организатор, все остальное — мелочи жизни, наследие проклятого социалистического прошлого. Теперь та история всплывает порой лишь в воспоминаниях о Лихачеве.

— А еще он как-то приобрел приставку «фон». Теперь он «фон Зилитинкевич», — так закончил Юрий Иванович рассказ о своем родственнике.

Однако все происшедшие в их семье события весьма обострили и без того не простые отношения Дмитрия Сергеевича с властью, и «барский гнев» с новой силой обрушился на него.

«БАРСКИЙ ГНЕВ»

Все, кто жил в те годы, помнят жутковатый обычай — перед каждым советским праздником, а их было множество, многие окна на фасадах домов завешивались огромными полотнищами — размером минимум на два этажа!