Дмитрий Лихачев

Книга «Письма о добром и прекрасном», сыгравшая столь важную роль в жизни Лихачева, — это сорок шесть его писем, адресованных молодежи, где он размышляет о том, что же делает человека счастливым. Названия глав привлекают и интригуют — «Большое в малом», «Молодость — всю жизнь», «Самая большая ценность — жизнь», «В чем смысл жизни?», «Цель и самооценка», «Быть веселым, но не быть смешным», «Когда следует обижаться?», «Честь истинная и ложная», «Про карьеризм», «Человек должен быть интеллигентен», «Искусство ошибаться», «Как говорить?», «Как выступать?», «Как писать?». То есть это не высокомерные нравоучения, а практические советы человека, много повидавшего и много добившегося. Лихачев спокойно и мудро рассказывает, как не навредить, в первую очередь — себе, как стать успешным, уважаемым, авторитетным, как в трудных жизненных испытаниях не потерять себя. Там же он пишет об «экологии культуры», затрагивая не только гуманитарную, но и материальную сферу — науку, производство. Он говорит о недопустимости лжи в точных науках и производстве, где присутствие лжи — лжи ради сиюминутной выгоды — может привести к огромным убыткам, к тупикам в науке и жизни. Он пишет: «Все большее значение приобретает качество, а не количество».

Должна быть, утверждает он, тесная связь между наукой и доброй совестью. «В жизни надо иметь служение… — утверждает он, — …увеличивать добро в окружающем нас».

Переходя к весьма важной для него теме — теме искусства, он отрицает модный тезис об «имморализме искусства», утверждая, что доброе и прекрасное должны быть всегда рядом. Лихачев не боялся показаться устаревшим, немодным — в те времена было принято как раз проповедовать «свободное искусство», свободное от каких-либо обязательств, а уж тем более «служений» — ни правящей партии, ни государству, ни морали и никаким прочим обузам, сковывающим свободный полет.

И тут вдруг Лихачев с его моралями! И — последовавшее за этим его приближение «ко двору»!

А в моду тогда входили совсем другие ученые. Создание самых волшебных стихов они объясняли каким-нибудь «кастрационным комплексом Пушкина» — в духе нахлынувших тогда «передовых» теорий… а «поучения» Лихачева воспринимались с высокомерной усмешкой: «…размяк дедушка!»

Порой действительно хочется с Лихачевым поспорить: такая ли уж неразрывная связь между совершенством и добром? Как прекрасен лермонтовский Демон — а ведь он гений зла, «тот, кого никто не любит, и все грядущее клянет».

Помню, и мне привелось участвовать в одной из модных дискуссий, и я, помнится, защищал необходимость греховности в искусстве… а как же без нее? Благостности мы наелись уже в советской школе! Долой!

Помню, я приводил такой пример: юная девушка сидит на скамейке, а когда встает, сзади на ее ногах выше сгиба остаются ровные розовые вмятины от реек скамейки… что же — художник, писатель не должен этого видеть, не может об этом написать? Надо отводить взгляд? Нет!! Художник не должен отводить своего взгляда ни от чего, находить красоту во всем — и в том, что морально и что аморально! Лихачев, однако, проповедует лишь чистое, святое. «Не собирайте себе сокровищ на земле… — цитирует он, — …но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют…» «Возлюби ближнего своего, как самого себя…» Возлюби? И только?

А как же, думаю я, мои любимые строки: «Есть упоение в бою, / И бездны мрачной на краю…»? Или — еще более любимые, но еще более страшные: «Швед, русский — колет, рубит, режет»? Это — что? Не искусство?! А Лихачев призывал нас к умиротворению, благостности!

Зато это пришлось по душе начальству — сперва Раисе Максимовне, а потом и Михаилу Сергеевичу. И их тоже можно понять: им нужно было срочно как-то образумить «свихнувшуюся» страну, теряющую мораль, становившуюся бандитской. Им нужно было как-то гасить то и дело возникающие очаги межнациональных конфликтов. И теперь понимаем: может, Лихачев специально сделал этот «непопулярный» шаг — вовсе не для того, чтобы впасть в милость начальству, а чтобы как-то воспитать народ, впадающий в дикость? Тут Лихачев с его пропагандой добра и совести был как нельзя более кстати. Может, хоть его услышат? Кстати, терпимости и доброты не хватало тогда и «распоясавшейся» прессе, смакующей грязь, «жареные» факты… может быть, призыв Лихачева к прекрасному как-то угомонит их?.. Большие надежды связывали Горбачевы с Лихачевым. Оправдал ли он их?

Дмитрий Сергеевич чувствовал, что попал в сети, но понимал, что и уходить от диалога нельзя… слишком много было у него дел, которые без поддержки власти было не решить.

Одно из славных лихачевских дел той поры — защита и возрождение Дома Цветаевой. По воспоминаниям Надежды Ивановны Катаевой-Лыткиной, последней жительницы цветаевского дома, которому грозил снос, «как-то по весне 1985 года в Москве, в треснувший по фасаду выселенный дом по Борисоглебскому переулку, „ни с того ни с сего“ приехал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев… Жизнь в этом доме теплилась лишь в одной квартире. Приезд его был — нечаянная радость, необычайное происшествие!».