«Дней Александровых прекрасное начало…»: Внутренняя политика Александра I в 1801–1805 гг.

Полагаем, что наш герой, по крайней мере до аустерлицкого разгрома, мог искренне верить, что доведенная до автоматизма «фрунтовая механика» принесет победу в сражении. Это мнение разделял и его брат Константин Павлович, а военное окружение во главе с генерал-адъютантом князем П. П. Долгоруким вселяло в Александра I шапкозакидательские настроения накануне Аустерлица. Весьма характерно для гатчинских пристрастий детей Павла I то, что Константин велел русской гвардии в 1805 г. идти из Петербурга до Ольмюца (ныне Оломоуц в Словакии) три месяца «в ногу, печатая строевой шаг»! Позже сам Александр I приказал армии пять дней двигаться от Ольмюца до Аустерлица также в ногу. М. И. Кутузов потому и был фактически отстранен от командования войсками, поскольку не являлся гатчинцем[22].

К моменту восшествия на престол 12 марта 1801 г. двадцатитрехлетний Александр I прошел школу екатерининского Царского Села и павловской Гатчины, что дало ему возможность изучить придворную жизнь в столь разных ее условиях. Уроки Лагарпа познакомили его с современными политико-философскими идеями. Характер молодого государя сформировался противоречивым. Главное, что он осознал – это необходимость реформировать существующую социально-политическую систему России. Преобразования в различных сферах жизни – вот основная задача первых лет царствования Александра I как политического деятеля.

Глава вторая Исправление «гримас» царствования «незабвенного родителя» и внутренняя политика первых месяцев правления Александра I

Как уже было замечено, Александр I, выйдя к войскам 12 марта 1801 г., вскоре после кончины отца, сказал: «Все при мне будет, как при бабушке». Вот и в вышедшем тогда же манифесте, объявлявшем о кончине Павла I и вступлении на престол Александра I, новый государь обещал народу, что править будет «по законам и по сердцу… бабки нашей, государыни императрицы Екатерины Великой»[23]. Мы хорошо знаем, сколь критически относился Александр Павлович к правлению Екатерины II. А тут ему приходилось публично клясться, что он будет править своим народом по ее «законам и по сердцу».

Дело все в сложившейся ситуации, когда политически мыслящие слои населения желали возврата к екатерининскому «просвещенному абсолютизму». Едва ли найдется другой пример в истории России, когда современники-мемуаристы столь красочно описывали бурную радость при смене одного монарха другим. Некоторые из них даже объявляли эту радость всенародной. На наш взгляд, правы те современники, которые реакцию на смену правления не простирали столь далеко. Эту точку зрения выразил А. Н. Пыпин, заметив, что «народ, кажется, остался довольно равнодушен к происшедшему, но в обществе вступление Александра на престол было всеобщею радостью». В данном случае, «общество» и есть политически мыслящие слои населения, чьи настроения Александр I обязан был учитывать. Это – широкие слои дворянства (прежде всего офицерство и чиновничество), формирующаяся городская интеллигенция и торгово-предпринимательские круги городских обывателей.

Возврат на позиции «просвещенного абсолютизма» происходил путем отмены наиболее непопулярных павловских мер. Новый император приступил к этому буквально на следующий день после восшествия на престол. Сгруппируем его решения по соответствующим направлениям политики.

1. Помилование заключенных и наказанных и облегчение их участи. 13 марта именным указом Военной коллегии предписано было считать отставленными от службы тех генералов, офицеров и военных чиновников, которые были «выключены из военной службы» по суду и без суда. 15 марта именным указом Сенату эта же мера была распространена на гражданских чиновников. Так же 15 марта именной указ Сенату «прощал» людей, содержащихся в крепостях, сосланных на каторжную работу в разные места и состоящих под надзором полиции, лишенных чинов и дворянства, чьи дела производились в Тайной экспедиции. По четырем спискам таких лиц перечислено 156 (в их числе А. Н. Радищев, будущий известный генерал А. П. Ермолов и т. д.). Тогда же был принят Манифест о прощении «беглецов», укрывающихся за границей. Все их вины «предаются забвению… кроме смертоубийства». Манифест об уничтожении Тайной экспедиции был принят 2 апреля. Тогда же другой манифест освобождал всех находившихся под следствием и судом чиновников и «всякого звания людей», не совершивших тяжких преступлений, как то: убийство, разбой, лихоимство. Казенные взыскания до 1 тысячи рублей прощались. Осужденные преступники освобождались из-под стражи и ссылались «в работу», а осужденные еще и к телесному наказанию от него освобождались и отправлялись «на поселения». Именной указ Синоду от 22 мая освобождал священников и дьяконов от телесных наказаний. В литературе приводится цифра: 12 тысяч помилованных и уволенных со службы могли вновь в нее вступить.