В июне меня вызвал генерал и сказал, что дал на меня положительную характеристику для назначения инспектором физподготовки Северокавказского округа — я был самым старшим по званию и имел специальное образование. Меня вызвали в округ и назначили начальником учебной части сборов повышения квалификации начальников физподготовки округа. Сборы проводились в Новочеркасске, где нас и застала война. Все вернулись в свои части.
Первым порывом всех была подача рапорта об отправке на фронт. Генерал Яковлев отбыл из училища. Новым начальником стал полковник, изменилось штатное расписание училища, и большинство моих подчиненных физруков из училищ отправили на фронт, но меня оставили. Двое — Ложкин и Лобов — в течение месяца были убиты. Иванченко вернулся раненый.
В начале войны распространялись самые невероятные слухи: «Конница Буденного прорвала фронт и идет на Берлин». Все были уверены в нашей скорой и безусловной победе. Однако люди уезжали на фронт, а возвращались похоронки.
В июле 1941 года неожиданно ко мне приехала жена. Получив телеграмму из Москвы «Выезжаю тогда-то. Саша», я сразу и не сообразил, что это едет ко мне моя жена. Подумалось: «Кто это — Саша?» Прошло полгода после нашей свадьбы (фото 73). Навалилось столько событий, да и холостяцкие связи не прерывались. Чтобы определиться, по приезде, я сразу сказал ей, что если ее интересуют мои здешние похождения, то я готов ей все рассказать, если же ей это не интересно, то пусть она не слушает, что будут рассказывать «доброжелатели».
А рассказывать было о чем и кому. Орджоникидзе в то время был небольшой городишко. В нем размещалось четыре военных училища, в центре, на площади Коста Хетагурова, рядом с театром располагался ДК, и офицеры играли весьма заметную роль в жизни обывателей. В городе было множество военных городков и общежитий — убогих жилищ для холостых и семей среднего офицерского состава. Каждый шаг офицера «на сторону» прослеживался наблюдающими глазами их праздных жен.
Я был молодым и холостым старшим лейтенантом, а потом и капитаном из Москвы, и был единственным, кто, кроме генерала, имел в гарнизоне военный костюм с брюками навыпуск. Иногда я носил отлично сшитый штатский костюм с широчайшими бортами. Любой успех у местных дам был постоянным предметом пристального внимания соседок, мужья которых, как колодники, были прикованы к своим взводам и ротам. А ревнивому и памятливому женскому взгляду было за что зацепиться. Однажды я стал ухаживать за эвакуированной из западной Белоруссии полькой, которая работала в булочной. Она хотела иметь от меня ребенка (а возможно, она уже была в положении и пыталась сделать меня отцом ее ребенка задним числом). Потом эта полька стала подругой какого-то лейтенанта, который не прочь был на ней жениться. Но вдруг меня вызвал генерал и предупредил, что надо быть разборчивым в знакомствах, поскольку женщина, с которой я общался, оказалась польской шпионкой.
Одним словом, репутация у меня была такая, что однажды, когда я попросил у соседки спичек, ее муж тут же заподозрил меня и стал нарываться на скандал. Пришлось его усмирять в коридоре.
Частенько я выпроваживал моих посетительниц через окно, потому что в коридоре дежурили любопытные соседки. Чем хуже становилась моя репутация, тем больше обнаруживалось претенденток посетить мою зачуханую комнату-пенал. В подобных же пеналах жили и семейные офицеры. Поэтому мои опасения и предупреждения жене имели под собой основание.
Но на чужой роток не накинешь платок, и полученные со стороны сведения расстраивали мою жену.
К великому сожалению, наша семейная жизнь с молодой женой сразу же не заладилась. В сексуальной сфере молодые люди редко встречают холодных женщин, они взаимно не интересуются друг другом. Целомудренность и стеснительность моей жены мне казались нарочитыми, глупыми и оставляли неудовлетворенным. Моей ошибкой было то, что я не смог разбудить в ней женщину, не ввел ее в мир сексуальных наслаждений нежностью, а просто взял ее так, как это делал обычно. Возможно, этим я предопределил ее будущую холодность. Это была наша общая беда. Потом всю долгую совместную жизнь мне приходилось находить партнерш, которые своим темпераментом компенсировали мою неудовлетворенность женой. Во многих случаях это бывали и ее подруги. Конечно, теперь, когда мне за семьдесят, я знаю, что, возможно, сам был повинен в ее фригидности. Но знания эти, увы, несколько запоздали.
Молодая жена, любовные приключения — вот что занимало меня в начале того военного лета. Мои декамероновские настроения можно оправдать только тем, что начавшаяся война, особенно в первые недели, в далеком от фронтов городе Орджоникидзе — из-за общего шапкозакидательского настроения — вовсе не представлялась мне тогда Великой войной.