Зельда
: Какой вопрос? Плохо ли мне там было? Конечно плохо. А ты как думаешь? Сумасшедший дом, даже самый роскошный, — ужасное место. Там все бежевое, все кругом, только бежевое, все время. В конце концов от этого бежевого цвета становится неловко. У него такой презрительный вид, честно-честно. И кресла в саду, такие плетеные, тоже презирали нас. Стоят по углам лужаек, зеленых-зеленых, как яблоко, и смотрят с подозрением, будто ожидают какой-то гадости; привыкли, что их вечно ломают, портят или пачкают. Многие, особенно женщины, садились на них и забывались. Забывались! То есть они так показывали, что, наоборот, ничего не забыли. Это всегда были одни и те же дамы, и они всегда выбирали одни и те же кресла: усядутся поглубже и уткнутся с прилежным видом в свое вязанье или кубик Рубика. А через какое-то время расставят ноги, выкатят глаза и как начнут кричать от ужаса, пока не прибегут медсестры. А потом смеются, смеются, извиняясь…Этьен
: Дорогая, все это ужасно и совершенно ни к чему. Эти подробности тебя только расстраивают и утомляют.Зельда
: Да нет, ничуть они меня не расстраивают, а вам так даже приятно это слушать. Да-да, не спорь, вам где-то это даже приятно.Дорис
Зельда
Дорис
: Рада? Чему?Зельда
: Тому, что можешь меня презирать. Ты очень удобно устроилась со своим презрением, Дорис: ты презираешь не только то, чего бы тебе не хотелось иметь, — безумие, бедность, нелепость, болезнь, но и то, чего ты иметь не можешь, — людей, мысли, Этьена, меня, «Джоконду», способность хохотать как сумасшедшая. А зря. Этьен, например, еще очень даже ничего, не находишь? Кстати, тебе следовало бы самой выдавить ему этот угорь, только жаль, что ты об этом не подумала.Этьен
: А разве ты не должна мне помогать?Зельда
: Должна, конечно.Этьен
Зельда
: Да, и не пытайся заманить меня в свои ловушки, Этьен, время ушло.Этьен
Дорис
: На это тебе нечего возразить…Зельда
: Ты называешь это ловушками, а для меня это были удовольствия.Дорис
Зельда
: А человек, без которого ты не можешь обойтись, — это любовь! Скажешь, и это жалкая ловушка?Дорис
Зельда
: А разве любовь — это не желание, которое длится дольше обычного, не пристрастие, которое со временем только усиливается? Нет, Дорис, я просто более требовательна в любви, чем ты, и потому любовь у меня короче. Женщина легкого поведения — это была не я, а ты, пойми же это наконец.Дорис
: Ах вот как! Я была замужняя женщина, я и сейчас замужем — за Томом, я не изменяю ему. Ты же меняла любовников каждый вечер, и при этом я — женщина легкого поведения?Зельда
: Ну да, конечно, потому что с тобой легко жить! Ты знаешь, что такое женщина легкого поведения? Это женщина, которая ведет себя так, что с ней легко: она и в постель ляжет, и потом еще ее, эту постель, заправит, и ждет, и всегда наготове у этой самой постели. Она все стерпит: и глупые смешки, и жирные колени, и храп по ночам, и равнодушие к себе. Вот это и есть женщина легкого поведения. Можешь назвать ее преданной женой, терпеливой, как хочешь, но только не говори, что это женщина трудного поведения.Этьен
: В этом смысле и правда тебя не назовешь женщиной легкого поведения. Наоборот, трудного, очень и очень трудного. Ты права.Зельда