Зельда
: В ней есть очарование. Пыль и очарование. И еще запах… Ты ничего не чувствуешь, Этьен?Этьен
: Чувствую: припахивает плесенью, а оттого немного пахнет прошлым. В запертых комнатах всегда пахнет прошлым.Дорис
: Так ты действительно хочешь поселиться здесь, несмотря на то что внизу тебя ждет благоустроенное жилье? Ты уверена?Зельда
(продолжая расхаживать по комнате): Милая Дорис, по причинам, о которых ты, конечно, догадываешься, любое благоустройство наводит на меня ужас. Мне невыносимы слова, частью которых является «благо». «Благоустроенный», «благополучный», «благожелательный». Я не хочу комнаты, благоустроенной для моего же блага. Мне нужна просто комната. Как эта — большая, темная, печальная.Этьен
:…И которую ты сама выбрала.Зельда
: Возможно, правда, возможно… Никто не знает, что кроется в глаголе «выбирать», пока не лишится такой возможности. А мне всегда были отвратительны удовольствия, соль которых становится ясна, так сказать, только после того, как они, эти удовольствия, становятся тебе недоступны. Это как с людьми, которые понимают, что влюблены, только после того, как их бросят. Им недостает воображения. Мне тоже явно его недоставало, пока я была свободна. Как я могла знать тогда, что выбирать между двумя комнатами, колебаться, не решаясь выбрать что-то одно, что сам этот факт может быть таким наслаждением? (Не переставая говорить, она ходит взад-вперед по комнате, трогает покрытую чехлами мебель, подходит к кровати и ложится на нее с края, противоположного тому, где сидит Этьен.)Дорис
(поднимаясь): Значит, я распоряжусь, чтобы твою комнату привели в порядок. (На ходу приподнимает один из чехлов.) Боже, в каком это все, должно быть, состоянии…Зельда
(резко): Не трогай чехлы!Дорис
: Ты что, собираешься все так и оставить? Разве можно жить среди чехлов?Зельда
: А что? Ты-то сама как живешь? Да оставь ты наконец в покое это кресло! А то оно похоже на толстяка, которого раздевает шлюха.Оскорбленным жестом Дорис поправляет чехол. Этьен смеется.
Зельда
: Почему ты смеешься?Этьен
: Не знаю, это нервное. Мне представилась Дорис в виде шлюхи, как она снимает одежду с толстяка, а тот не дается…Этьен и Зельда смотрят на Дорис, представляя себе эту картину, затем оба хохочут.
Этьен
(всхлипывая от смеха): Дорис в чулках в сеточку…Зельда
: И говорит ему: «Ты не забыл про подарочек для меня?»Этьен и Зельда хватаются за бока, плачут от смеха. Дорис невозмутимо, с презрением смотрит на них, потом выходит, хлопнув дверью.
Этьен
(шмыгая носом): Ну вот, разозлилась. Разозлилась, потому что ее трудно представить себе в виде шлюхи… Если бы было наоборот, ее это тоже разозлило бы, надеюсь… Здо́рово она меня рассмешила… В кои-то веки Дорис меня смешит.Зельда
(мечтательно): Знаешь, я совсем забыла, как мы хохотали вот так, вместе, заражаясь друг от друга… Я поддавалась смеху, скатывалась в него вместе с тобой… Правда, мы ведь много смеялись. Но всегда над другими, да?Этьен
: Вообще-то не всегда. Не преувеличивай. Ты что, стыдишься этих воспоминаний?Зельда
: Нет, скорее удивляюсь им. Я вдруг увидела нас — как мы смеемся за каким-то ужином; увидела, как ты смотришь на меня, прищурившись от смеха… Странно.Пауза.
Этьен
(тихо): Знаешь, у нас ведь есть и другие воспоминания.Зельда
(очень быстро, отчетливо): Знаю, но они не станут ни с того ни с сего набрасываться на меня со стен, как чужие. Те воспоминания, о которых ты говоришь, Этьен, я наблюдала, разглядывала, изучала в течение трех лет и давно выбросила их вон.Этьен
(холодно): Очень жаль. Ты всегда была такой красивой, Зельда.Зельда
(холодно): Ты так считаешь?Они смотрят друг на друга, сидя на разных краях кровати, потом Зельде становится как будто скучно, и она отворачивается.
С кем ты жил?
Этьен
: Со всеми и ни с кем.Зельда смотрит на него.
Ну, с одной девицей, довольно юной, студенткой. Смешная. Молодая и свободная, свободная, как я. Хорошее поколение. Они инстинктивно делают то, на понимание чего нам понадобилось двадцать лет.